По телеку?Райли ничего не оставалось, как признаться:
— Да, я ловец демонов. Одна из немногих, переживших вчерашнюю бойню.
Парень чуть не выронил фарфоровую чашку на прилавок и расплескал немного бесценного напитка на блюдце.
— Взбитые сливки? — спросила Райли, серьезно нахмурившись. Несмотря на то что Армагеддон был уже близко, чашку горячего шоколада обязана венчать пушистая сливочная корона, иначе в чем тогда смысл? Бариста словно с неохотой добавил немного, не сводя глаз с Райли, из-за чего немного сливок пролилось мимо.
— Шоколадная стружка? — напомнила она.
— Ой, закончилась, — проговорил он.
Просто этот чувак слегка ненормальный. Ничего серьезного.
Но дело, кажется, было не только в нем. Другие посетители смотрели на нее, пока она шла к столику, переводя взгляд на висевший в зале телевизор и затем снова на Райли.
О, черт.
По Си-эн-эн показывали вчерашние события во всей красе: столбы пламени, вырывающиеся из купола здания, разбегающиеся демоны… А вот и она, подсвеченная огнем, стоит на коленях рядом со своим раненым парнем, плачет и сжимает его в объятиях. Тогда она думала, что он умирает.
Боже. Еще раз я этого не вынесу.
Блюдце в руках Райли заходило ходуном, расплескав еще немного шоколада. Непонятно, как ей вообще удалось пережить весь этот ужас, а теперь его безжалостно демонстрировали по телевизору во всех деталях.
Она остановилась у столика, и тут на весь экран высветилось фото Саймона, которое, наверное, сделали перед самым выпуском из школы: светлые волосы были коротко острижены, лицо казалось серьезным и непроницаемым. Таким он был почти всегда, пока они не оставались наедине: только тогда он оттаивал. Особенно если они целовались.
Райли закрыла глаза, вспоминая время, что они проводили вместе. Они разговаривали о самом сокровенном, и Саймон признался, как много она для него значит. А потом его попытался убить демон.
Райли скользнула за стол и глубоко вдохнула густой аромат горячего шоколада, пытаясь вытеснить неприятные воспоминания из головы. Но это ей не удалось, как и всегда. Словно издеваясь, ее подсознание услужливо изобразило Саймона лежащим на больничной койке, опутанного трубками, с лицом, белым, как простыня.
Он был так дорог ей. После смерти отца Саймон оставался единственным человеком, способным принести в ее жизнь покой и равновесие. Лишиться его теперь казалось немыслимым. И в Раю знали об этом. Райли ничего не оставалось, кроме как согласиться на все их условия. Даже на его жизнь в обмен на любую ее услугу. Большую услугу. Например, предотвратить Армагеддон.
