По ту сторону китайской границы. Белый Харбин | страница 13



Неусыпным заботам тех же белоэмигрантов советское население Харбина обязано было и лишением возможности читать советские газеты. Как уже указывалось выше, в период наступившей после подписания Мукденского соглашения харбинской „весны“ эти газеты свободно доходили до харбинского читателя. Но чем дальше, тем больше разговоров они вызывали в среде белой эмиграции и в белой прессе и в конце концов превратились в ту „коммунистическую литературу“, хранение которой начало преследоваться всевозможными скорпионами.

Эта „литература“ сыграла в частности немаловажную роль в спровоцированном белоэмигрантами преследовании советских профсоюзов Харбина. Наученные горьким опытом прошлого, профсоюзные органы в Харбине старались вообще не держать в своих помещениях решительно никакой литературы. И тогда белоэмигранты начали прибегать всегда к одному и тому же трафаретному, но верному приему. В помещение того или иного профсоюза под видом получения какой-либо справки являлся неизвестный русский, который незаметно засовывал куда-нибудь две-три советские газеты. Затем в тот же вечер на это помещение производился полицейский налет, и обыском обнаруживалась предусмотрительно подсунутая „коммунистическая литература“. В помещении Дорпрофсожа КВЖД она была однажды обнаружена даже снаружи здания — в водосточной трубе, что не помешало однако возбудить против членов Доркома дело по обвинению их в довольно своеобразном хранении коммунистической литературы.

В этом отношении наиболее характерным является, пожалуй, уголовное преследование, возбужденное против председателя и членов Доркома (Лошкомоева, Косолапова, Мошкина и др.) в 1926 г. В основе его лежало обвинение в хранении и распространении по линии дороги коммунистической литературы, причем вся эта литература заключалась только в „Известиях“ и „Гудке“, которые, кстати сказать, в то время еще свободно доставлялись всем их подписчикам китайской почтой. Лишь значительно позднее пропуск советских газет по почте в пределы ОРВП Китая был запрещен. Тем не менее все обвиняемые по этому делу, кроме Лошкомоева, успевшего во-время выехать из Харбина, отсидели в китайской тюрьме около года.

Конечно и это преследование советских профсоюзов, никогда не выходивших на китайской территории за пределы чисто профессиональной работы среди советских граждан, и превращение советских газет в нелегальную „коммунистическую литературу“ вплоть до полного запрещения их пропуска на территорию Китая, так же как и преследования советского драматического театра и запрещение каких бы то ни было публичных выступлений с лекциями и докладами явились результатом соответствующей белоэмигрантской работы — отчасти в недосягаемой для советского глаза глубине китайских канцелярий, отчасти в их хулиганствующей и ничем не сдерживаемой прессе.