Девушка поёжилась от щекотки и хихикнула.
– Я жениться собираюсь, – сообщил Репей её светящемуся лицу. – Сказали, что у вас, в Медведевском уезде, лучшие невесты.
– Ну и как, правда? – спросила девушка, открывая глаза.
– Похоже на то, – сказал Репей и подал ей руку.
Высоко в лазурном небе, невидимый с земли, истошно пел жаворонок.
Готово. Началось.
Борис Пастернак
Ахалтекинец главнокомандующего шёл как по струнке. Свита, несмотря на снеговые плюмажи, золотые аксельбанты, солнечные кирасы, несмотря на коней и оружие, рядом с богатырём Михаилом Александровичем казалась стайкой воробьев, вприскочку следующих за хозяином двора кочетом.
Тит испугался несуразных крестьянских мыслей и вытянулся сильней, хотя только что казалось – сильней некуда. За ребрами, где у православного положено жить сердцу, возник тяжелый, горячий, толчками раздувающийся желвак. Когда великий князь остановил тонконогого Черемиса напротив батареи Тита, желвак в груди взорвался.
Шрапнелью.
– Четвёртая? – коротко справился Михаил Александрович у графа Курамышева-Дербентского.
– Она, – с гордостью ответствовал граф.
– Ахейцы! – воскликнул великий князь. – Сокрушим басурманина, артиллерия?
Бомба в утробе Тита образовалась и взорвалась повторно, наполнив его огнём и восторгом. Он, как положено, отсчитал: четыре-три-два-и-рраз, – и гаркнул вместе со всеми: «Рад умре ву слав О-те-че-ства!» Аж слёзы брызнули.
Когда проморгался, главнокомандующий стоял прямо перед ним. Тит забыл, как дышат, и одеревенел.
А Михаил Александрович встопорщил смоляные с нитками ранней седины усищи и, будто империал отчеканил, спросил. У него, у Тита, спросил:
– Как звать, витязь?
– Бомбардир Тит Захаров. – Слова вышли наружу совершенно без участия Тита.
В бок ему немедленно воткнулся чей-то чугунный кулак. «Ваше сиятельство», – зашипело с тылу бешеным голосом майора Сипелева.
– …Ваше сиятельство! – отрывисто добавил Тит, уже понимая, что от раны, полученной при отражении первого десанта антиподов под Дюнкерком, лекари выходили его, дурака, ой как напрасно. Позабыть такое…
Михаил Александрович усмехнулся и промолвил:
– Меня не бойся, бомбардир. А врага тем паче не смей! – Он строго и в то же время весело взглянул на блестящие радостным самоварным блеском пушки Четвёртой батареи. Поверх строя глянул. Ростище саженный и не то ещё позволял проделывать великому князю. – Что, женат ты, Захаров? Или блудом живёшь, по кружалам харю мочишь?
– Женат, ваше сиятельство! – с восторгом выкрикнул Тит.
