Есть, пожалуй, два с половиной балетных города в мире. Венеция, Санкт-Петербург и центр Парижа — острова. Санкт-Петербург — весь загадка, интрига, карнавал, вода, поплескивающая вдруг под балконом, «плюх!» трупа, сброшенного в канал. Современность не умалила, но добавила к зловещей таинственности Санкт-Петербурга: возникающие из тумана совершенно лысые подростки, набрасывающиеся с ножами на южных пришельцев с темными головами; это — настоящее. Но и Средневековье: разве в Венеции не сбрасывали с моста Вздохов зашитых в мешки осужденных? Банды лысых подростков-убийц в ночи — что может более взволновать воображение, если должным образом отрешиться от реалий и вульгарной лексики российского правосудия.
«Санкт-Петербург»… К нему хочется прибавить «граф», граф Санкт-Петербург, так же как граф Сен-Жермен, как маркиз де Сад, как граф Калиостро. Если персонифицировать город, увлекшись моим соблазнительным сравнением, представив его юным развращенным стройным аристократом в парике, из тех, что бегали по пейзажам Сомова или Бенуа, то можно проследить эволюцию. От юного Потемкина (это он потом обрюзг) и стройных братьев Орловых, все с внушительными, лошадиного размера приборами, затянутыми в лосины, до… предлагаю современную сцену. Женщина, скрыв лицо капюшоном черного пальто, пришедшая на свидание к мускулистому жиголо… опрокинутая на кровати, длинные ноги из кружев. Действие происходит в старомодном разваливающемся отеле рядом с Гостиным Двором, цена за номер 1000 (одна тысяча) рублей в сутки. Граф Санкт-Петербург молод. Ему двадцать семь, и он только что вышел из тюрьмы, где сидел за мошенничество… Представим, что такую сцену снял в Петербурге Хельмут Ньютон…
В России мне нравится иностранное. Я был без ума от суровой шинельной строгости Павловского дворца в Гатчине. Там в этом дворце больше германского духа, чем во всей Германии. Если уж мы хотим проникнуться чужим понравившимся нам духом, — мы умеем. От Санкт-Петербурга у меня идет кругом голова, как будто я наелся серых тонких грибов, собираемых в ноябре в окрестностях города санкт-петербургскими декадентами. Когда-то я видел такие грибы у одной питерской девочки, она возила их в трогательной аптечной коробочке, но та девочка давно умерла.
С другой питерской девочкой, Наташей Медведевой, я прожил тринадцать лет. Из них двенадцать в Париже и только год в Москве. Наташа Медведева тоже умерла, как и девочка с грибами. С каждой новой моей девочкой я старался приезжать в Санкт-Петербург, бродил там под дождем по Петропавловской крепости и по мостам, заходил в рюмочные, целовался и радовался жизни. А последние годы у меня вдруг обнаружилось, что все мои новые девочки — все из Санкт-Петербурга. В настоящее время я встречаюсь с одной крошкой оттуда, восемнадцати лет. Из Питера, а не из Санкт-Петербурга происходят и мучители русской интеллигенции Владимир Путин и Дмитрий Медведев. Отец Путина, впрочем, из лимиты, он переселился в опустошенный блокадой Ленинград из деревни в Тверской области. А Дмитрий Медведев — сын профессора, видимо, примкнул к чекистской лимите. Эти люди настолько банальны, что я упоминаю их здесь лишь из добросовестности. Скажут с упреком: о Санкт-Петербурге без упоминания Путина и Медведева?! Как можно… Пойдемте дальше…
