Когда комбат переходил на доверительный тон, хотел подбодрить или что-нибудь внушить, сказать ласковое, он обращался к подчиненному по-доброму: «старик». Он был человеком душевным, уверен Андрей. В батальоне знали, что семья комбата не успела эвакуироваться и погибла. Сам он ничего об этом не говорил. Андрею подумалось сейчас о горе комбата. Может быть, затем подумалось, чтоб вызвать в себе сочувствие к нему и тем смягчить в своем сознании жестокость задачи, которую поставил перед ним комбат. Андрей знал, на войне все жестоко. Он привык ко всему, к риску, опасностям, потерям, научился долгому солдатскому терпению и превозмогать страх научился, даже в обстоятельствах, когда все живое содрогалось в вечной и необоримой потребности оберечь себя от гибели. Он машинально провел ладонью по жесткой высокой траве, и меж растопыренных пальцев просунулись зеленые гребешки.
Комбат ободряюще хлопнул Андрея но плечу.
— Ты должен выстоять. В данной ситуации это не просто. Совсем не просто… А должен! Ты — заслон. Впереди тебя — только противник. А позади — обозы с ранеными и те, кому тоже предстоит, быть может, завтра, стать заслоном. Ты же понимаешь…
В гражданскую войну он командовал ротой, как Андрей вот сейчас. Андрей знал это и вообразил себе комбата молодым, вообразил, что ему ставят непосильную задачу. Конечно же комбату не раз приходилось туго, подумал Андрей. — А выстоял. Все доброе, все храброе в нем, наверное, оттуда, с гражданской…
Комбат снял и тут же надел очки, поправил за ушами, потом у глаз, и все это без надобности, понимал Андрей.
— Вроде бы все, — произнес комбат. — Понимаю, на такое дело идут не с радостью — по необходимости.
— Тогда необходимость — самое сильное, что можем себе представить, посмотрел Андрей комбату в глаза.
Комбат поднялся с пня не так тяжело, как садился, движения его уже не были такими рыхлыми. Андрей тоже встал, сложил карту, сунул в планшет. Он был готов тронуться в обратный путь. Комбат обнял его, широко улыбнулся, будто обстановка, пока они сидели, изменилась к лучшему.
— Ладно, значит, старик. Особенно прощаться не будем, скоро встретимся. На новом месте. У высотки сто восемьдесят три. Ни хрена, еще попляшем, а?
Комбат снова зашелся кашлем, и опять на щеки его лег сухой румянец. На левом виске проступила короткая синяя жилка. Как ни силился, он так и не смог унять волнения, и Андрей уловил это.
— Значит, на новом месте или… где-нибудь… в раю?..
