— Возможно, придется действовать. И особенно тебе.
— Понял.
— Смотри в оба. — Разрыв, разрыв. Голос комбата потерялся в грохоте. — Смотри в оба, говорю. Следи за лесом, за холмом следи. И это понял?
Все эти дни перед Андреем только и были; луг — поле — роща — холм; холм — роща — поле — луг, и только там могло происходить самое важное в его теперешней жизни.
— Так понял? — переспросил комбат. И добавил: — Гранаты и бутылки. Под руками чтоб… Подпусти танки поближе, если пойдут танки. И пехоту поближе. И тогда — огонь!
— Понял.
— Все?
— Все.
7
Андрей выбежал из блиндажа в траншею.
Чуть высунувшись над кромкой бруствера, старался он хоть что-нибудь разглядеть впереди. Но ничего не видел — только огонь разрывавшихся на лугу снарядов. Он хотел понять, что задумал противник, и сообразить, что имел в виду комбат, когда сказал — придется действовать, и особенно ему, Андрею. Было очевидно, артиллерийский обстрел шел по всей линии обороны, а не только вдоль позиции первой роты.
Во взводах приготовили противотанковые гранаты и зажигательные бутылки. Ждали появления танков.
Андрей нервничал. Он не знал, куда девать руки, и то заносил их за спину, то складывал на груди, то совал в карманы, — когда руки не заняты, они всегда мешают.
Опять резкий свист и грохот. Перелет. И недалеко. Где бы снаряды ни ложились, все равно казалось — близко. Удар! Андрей качнулся, земля уходила из-под ног. На этот раз снаряд разорвался совсем рядом, даже кусок бруствера воздушной волной снесло. Недолет. Всем телом прижался Андрей к стенке траншеи. По спине пробежали мурашки. Бывало, когда говорили так о мурашках, он не представлял себе, что это значит. Теперь он чувствовал, как мурашки бегут по спине, и это здорово неприятно.
Сколько раз попадал он под огонь пушек, но так и не мог к нему привыкнуть. К артиллерийскому огню нельзя привыкнуть. К бомбам тоже. И к минометам, и к пулеметам. Ни к чему, что несет смерть, нельзя привыкнуть. Но что поделать, если на войне только это и есть. «Куда теперь ахнет?» подумалось без особой заинтересованности, не все ли равно: недолет или перелет? Только б не в голову.
— Что ж это, наступает, товарищ лейтенант? — В грохоте Андрей едва расслышал голос, раздавшийся почти над ухом. Повернул плечо, увидел: тень в каске. А! Связной Тимофеев. Это он, оказывается, стоял сейчас локоть к локтю, но, взволнованный, Андрей не замечал его. И Писарев, и Валерик, конечно, тут. И Кирюшкин у телефонного аппарата. Дальше немного пулеметчики. А за ними — бойцы с винтовками. И Рябов со своими. А еще дальше, на правом фланге, взвод Вано. Вся рота, все его товарищи, возле него, тут, рядом. Под огнем солдат особенно ощущает свою связь с другими, и это придает ему уверенность и силу, — благодарно думал Андрей о Тимофееве, о Писареве, о Валерике, о пулеметчиках, обо всех… В темноте он никого не видел, но знал, что они есть — мог протянуть руку и положить ее кому-нибудь на плечо, коснуться локтя. Вот опять голос Тимофеева:
