Утром он сказал жене, что хочет возвратиться в Грозный. Жена должна была сообщить дочке по дороге в школу о его решении. В последнее время в ровном сиянии серых глаз дочки читался скрытый вызов, а в любом разговоре с ним она чуть сдвигала брови. Он любил дочь всё больше и больше, и теперь уже это было ясно ему самому: больше всего на свете. Это была чистая, жертвенная, немая любовь. Его рано повзрослевшая дочь, похожая на него каждой чёрточкой лица, холодно отдалялась от него. Иногда ему казалось, что она казнила его своим холодным, стальным взглядом за его прошлое с тайными мыслями о четвёртой жене и сыне и за его настоящее, в котором он, выхваченный резким дневным светом, неизменно выглядел жалким и никчёмным.
За окнами немного посветлело, назойливые звуки дождя казались немного приглушёнными. Абдулла спустился со второго этажа, сел на диван и принялся смотреть через окно на улицу. На стоянку перед костёлом съезжались автомобили, из них выходили люди и прятали под зонтиками свои хмурые рыхлые лица. Пробили колокола. Подъехал чёрный похоронный лимузин. Абдулла включил и прижал к щеке транзистор с горящей лампочкой и длинной антенной. В минуты душевной подавленности и немого одиночества он часто откидывался на подушки и приникал щекой с колючей седой щетиной к этому маленькому шипящему объекту с облезлой краской, должно быть привыкшему к его дыханию. Звуки и интонации родного языка, знакомая чеканная дикция дикторов неизменно приносили ему целительный, хоть и мимолётный, душевный покой. Он задремал на какое-то время, но выпавший из рук приёмник разбудил его своим падением и треском ломающейся пластмассы. За дверью безуспешно пытались вставить ключ в замок входной двери, и когда ключ всё-таки вошёл в замок, его со щелчком повернули. Открылась входная дверь, дочка с бледным лицом и горящими глазами вошла в дом первая. Жена тихо закрыла дверь. В припадке ярости, трясясь всем телом и упираясь в талию сжатыми в кулаки руками, дочка подошла к дивану. В изумлении и оцепенении выслушал он тяжёлые, как могильная плита, слова дочки, не позволяя своему сознанию до конца вникнуть в их смысл:
— Я не подчинюсь той участи, которую ты уготовил мне в своём косном, неприспособленном к жизни в Бельгии мозгу… Я ненавижу всех этих понаехавших сюда чеченских неучей в тюбетейках, с козлиными бородками, торгующих наркотиками и одновременно получающих пособие по безработице, этих недобитых паразитов, сидящих целыми днями на порносайтах и пять раз в день бормочущих бессмысленные молитвы, распластавшись на коврике задом кверху… Я ни за что на свете не поеду назад в Чечню, где девушек крадут на улицах и насильно выдают замуж, а замужних женщин, подозреваемых в измене, сбрасывают с вертолёта на горные хребты.
