Трэггану мгновенно вскочил на ноги. Но и одноглазый боец уже встал, меч он, как и Трэггану, из рук не выпустил.
И Трэггану вдруг увидел перед собой не обезображенное лицо в тяжелом шлеме, из под которого торчат рыжие волосы, а пьяное лицо одного из тех бандитов, что ворвались тогда в замок в Кремане.
И он нанес удар — яростный, смертельный. За погибших братьев.
Малкирец не ожидал такого напора, но успел подставить щит.
Еще один удар — за прикованного к постели отца.
Малкирец отступил.
Еще удар — за погибшего командира Холкма. (На мгновение лицо противника превратилось для Трэггану в лицо мага Игшпрода).
Еще удар, удар, удар — за всех, кто сражался плечом к плечу с Трэггану, и переселился в царство мертвых, за тех, кого нет больше.
Малкирец растерялся, он едва успевал отражать удары; пот начал застилать ему глаза.
Удар, удар, удар — по щиту, по клинку — куда придется.
Прокаленная кожа на тяжелом щите малкирца лопнула, клинок Шажара с легкостью перерубил стальную полосу, крепящую доски щита, полетели щепки.
В ушах стоял сплошной рев толпы, озверевшей от такого неожиданного напора — словно проснулся и извергает накопившуюся ярость бешеный вулкан.
Удар, удар, не важно куда, пред глазами багровый туман.
За братьев, за отца, за… за всех!
Удар!
— Сдаюсь! — вдруг закричал малкирец, который уже не успевал за стремительным полетом клинка, хотя пока и держал удары; он словно забыл, что меч в его собственной руке длиннее, чем у противника. Он вообще забыл о своем мече.
Удар — за Холкма, за погибших друзей, тех кого любил и за тех, кого почти не знал.
— Сдаю-ю-юсь!
Щит почти раскололся. Малкирец побежал бы прочь от взбесившегося Трэггану, но остатки разума или животный инстинкт говорили — повернись к врагу спиной и все, смерть неизбежна.
— Сдаюсь!
Его крик утонул в безумном реве с трибун.
Но элиран Фуллэгу расслышал крик малкирца еще в первый раз. Он и его помощники подскочили сзади к Трэггану, схватили за руки, за шею. Оттащили.
— Успокойтесь, элл Трэггану, — попытался урезонить элиран пятой грани, — вот держите белый флаг победы.
Мейчон тоже поспешил к другу.
— Трэггану, ты великолепно выглядел, — сказал он. — Не хотел бы я выйти против тебя с оружием.
Трэггану успокоился, багровая пелена упала, словно сорванная штора.
Он оглядел поле боя — малкирец понуро двигался к выходу.
Зрители на трибунах просто сходили с ума — одни с ликованием поздравляли победителей, те же, кто ставил на малкирцев, провожали одноглазого проклятиями и оскорблениями. Из кумира на час так легко превратиться на всю жизнь в мишень для насмешек!
