Янсен скрестил руки на груди и не двинулся. Остальные дети собрались позади него.
— Какое нам дело до могил на перекрестках, если в них лежат одни преступники? — спросил он. — Какое нам дело до путешественников, если это всего лишь гоблины?
— Мне это не нравится, — прошептала Эсса. — Роуни, приготовься что-нибудь предпринять. Не знаю, что, но что-нибудь. Можешь схватить Томаса и зашвырнуть его в фургон, и мы очень быстро покатим в любом направлении.
Томас выпрямился в полный рост. Кончик его шляпы почти доставал до плеча мальчика:
— Ну-ну, буди мертвых под своими ногами, если тебе это по нраву, но больше не спорь со мной. Я и мои спутники очень устали и горюем.
Янсен подошел к фургону и постучал рукой по стенке:
— Здесь нарисованы маски, — сказал он. — Значит, вы актеры. Гоблины-актеры. Сыграйте нам.
Младшие дети повторили:
— Сыграйте, сыграйте!
— Нет, — сказал Томас. — Мы устали и нам нужно далеко ехать.
Мальчик швырнул на землю монету. Она была большой и, похоже, серебряной.
Томас наступил на монету, но не поднял ее.
— Ты сын купца? — спросил он. — Нет. Вряд ли. Никто из семьи купца не будет так беспечно разбрасываться деньгами.
— Моя семья владеет одной из самых крупных угольных лавок города, — сказал Янсен. Он сказал это с вызовом, ожидая, чтобы кто-то сказал ему, что производство угля — грязное дело.
— А, — сказал Томас. — Покупатель и продавец сердец. Тот, кто верит, что любое сердце покупается и продается. Что ж, угольный мальчик, мы играем за монеты и почти за все монеты, но не за твои. — Он поддел монету кончиком трости и отшвырнул прочь. Она подкатилась обратно к Янсену. Мальчик сгреб ее с земли, красный и злой. Он сильно бросил ее и сшиб шляпу с головы Томаса.
— Это плохо, — сказала Эсса. — Это очень плохо. — Она покрепче взяла поводья. — Может быть, Горацио перепрыгнет это дерево? Раньше он никогда не прыгал, но можно попробовать.
Роуни слез с другой стороны фургона, где его никто не видел. Он сбросил шляпу и перчатки и со спины приблизился к толпе детей. Их внимание было в другом месте. Никто не увидел его в тусклом свете. Никто не заметил, что Роуни стоит за ними, практически среди них. Никто не заметил, что он незнаком им.
Между тем Томас поднял свою огромную шляпу, тщательно ее отряхнул и надел на голову. Потом он вынул из трости тонкий меч и направил его так, что кончик лезвия почти касался кончика носа Янсена.
— Я получу от тебя извинения, — сказал Томас. Его голос был спокойным, тихим и холодным.
