Теперь настала очередь Колби запинаться. От удивления.
“Но я слышала, что ты…”
“Осталась на второй год? Ты тоже поверила в эти бредни?” - Маккензи улыбнулась. - “Это был обман. Перед тем, как переехать сюда, мы с родителями жили недалеко от границы с Мексикой. Там запросто можно сделать поддельное удостоверение личности, а употреблять алкоголь в Тихуане разрешено с восемнадцати лет.” - Маккензи пожала плечами. - “Я легко заводила друзей, покупая им сигареты. А если они меня спрашивали, почему мой возраст не соответствует классу, в котором я учусь, отвечала, что осталась на второй год. Слух распространился и скоро все считали меня малолетней преступницей, которая пропустила пару лет учебы, потому что была в колонии. А я не стала никого переубеждать.”
“Ты… не стала переубеждать? Значит, тебе…”
“Двадцать восемь, как и тебе.”
“Мне двадцать семь,” - сердито сверкнула глазами Колби.
Маккензи закатила глаза, а затем улыбнулась.
“Хорошо, ты победила. Я старше.”
Какого черта здесь происходит? Теперь мы заигрываем друг с другом? Нет, это было даже не заигрывание, - это был чистой воды флирт. Маккензи Брент флиртовала с ней, и она отвечала тем же. Нет. Этого не может быть.
“Ладно, твое время вышло. Было приятно тебя увидеть и все такое.”
Колби проскользнула мимо Маккензи и уже была готова выйти за дверь, когда на ее плечо легла рука, пытаясь остановить. Женщина резко дернулась, словно ее коснулись раскаленным железом. Она развернулась и сжала кулак, словно готовясь нанести удар.
“Не смей прикасаться ко мне. Теперь я умею давать сдачи.”
Маккензи отпрянула. Она не выглядела бы более шокированной, даже если бы Колби влепила ей пощечину.
“Никогда. Я никогда бы тебя не ударила,” - сказала Мак, ее слова звучали так уверенно, что Колби почувствовала себя неудобно. - “Я ничего не имела в виду. Только хотела, чтобы ты дала мне шанс сказать тебе, как я сожалею обо всем, что сделала в прошлом.” “Отлично, ты это сказала. Чувствуешь себя лучше?”
Маккензи закусила губу.
“Нет, не чувствую.”
“Жаль. Уверена, что найдется не один человек, который, если ты заплатишь, будет рад послушать истории о твоем паршивом детстве. Мне же это не интересно.”
Когда лицо Маккензи исказилось от боли, Колби решила сделать вид, что ей все равно.
“Если это возможно, то я хотела бы загладить свою вину.”
“Прошло столько лет. Какое это теперь имеет значение?” - Колби внимательно разглядывала Маккензи. Искренний взгляд, серьезное лицо, даже ее рост теперь казался не таким, каким она помнила. Но было в ней и что-то знакомое, сильно контрастировавшее с нервозностью, исходящей от этой женщины. Она не помнила, чтобы в подростковом возрасте Маккензи волновалась или чего-то боялась.
