— Кто-нибудь хочет еще кофе? — спросила Диана.
Перед сном я в одних пижамных штанах прошлепал в ванную, умылся, почистил зубы и, скривив физиономию, посмотрел в зеркало на свое намечающееся от оседлой жизни брюшко. Еще пару лет, и я догоню Евгаммона…
Когда я вернулся в спальню, Диана лежала в постели с книжкой и демонстративно не обращала на меня внимания.
— Что читаем? — поинтересовался я.
Диана показала мне обложку, на которой мускулистый бронзовокожий метис сжимал в объятиях полуобнаженную девицу. «Под солнцем Астлана», гласило название, автор Персефона Киркос.
— Взяла у Арсинои? — спросил я, забираясь под одеяло.
Диана молча кивнула, не отрываясь от чтения.
— Ну прости, — сказал я виновато и чмокнул ее в плечо. — Ну пожалуйста! Не удержался…
Она отложила книжку и посмотрела на меня задумчиво.
— Иногда я думаю, — сказала она, — что ты здесь только потому, что никогда не пробовал оседлой жизни. Что для тебя все это — всего лишь новый опыт в бесконечной погоне за ощущениями…
— Не говори чепухи, — сказал я строго.
Грустно улыбнувшись, Диана коснулась ладонью моей щеки.
— Хотела бы я, чтобы это было просто чепухой…
— Давай спать, — сказал я и дернул за шнурок бра.
Спальня погрузилась в полумрак, подсвеченный снаружи уличными фонарями. Их серебристый свет падал на потолок спальни ровным прямоугольником. Диана поворочалась, устраиваясь поудобнее на моем плече, и сказала сонно:
— Мне все время кажется, что все, что было до Тартесса — вся моя прошлая жизнь — была всего лишь сном, и что только сейчас я начала жить по-настоящему… У тебя такое бывает?
— Да, — сказал я.
Это было правдой лишь отчасти: весь последний год меня преследовало ощущение, что я не живу, а сплю.
Я почувствовал, как Диана улыбнулась. Потом она приподнялась на локте и заглянула мне в глаза.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Я знаю, — сказал я. — И я тоже тебя люблю.
Она положила руку мне на грудь и провела пальчиком по тонкой белой полоске шрама.
— А почему ты никогда не рассказывал мне, откуда у тебя этот шрам? — спросила она.
— Потом расскажу, — пообещал я и стал ждать, пока она уснет.
Труднее всего было выбраться из ее сонных объятий. Спала она беспокойно, бормоча что-то во сне и закидывая на меня то ногу, то руку. Наконец, она отвернулась, обхватила подушку и засопела ровно и неглубоко, а я осторожно выбрался из кровати.
Перед тем, как выйти из спальни, я обернулся и посмотрел на Диану.
…Самым страшным было то, что я действительно любил эту женщину — любил так, как не любил прежде никогда и никого, и знал, что полюбить опять уже не смогу; но то, что двигало мной, было сильнее любви — и сильнее меня…
