Екатерина сама распорядилась, чтобы больному доставили врача, обер-камердинера Тимплера, арапа Нарцисса, скрипку и любимую собаку. 2 июля пришло письмо от Алексея Орлова: «Пётр очень занемог, и схватила его нечаянная колика, и я опасен, чтобы он сегодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил». Если Орлов рискует писать такое императрице, значит, у них по этому вопросу полное понимание.
Людерс всё же поехал в Ропшу, а вместе с ним хирург, а 6 июля Екатерина получила последнее письмо из Ропши — от Алексея Орлова. Тон письма странный, словно его писал не совсем трезвый человек. «Матушка, милосердная государыня, как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка, готов идти на смерть, но сам не знаю, как беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете, но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя! Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Фёдором Борятинским; не успели их разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты. Помилуй меня, хоть ради брата. Повинную тебе принёс — и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил: прогневили тебя и погубили души навек». Эту записку увидели только после смерти Екатерины, она пролежала в шкатулке тридцать четыре года.
Никто из виновных в смерти Петра не был наказан. Остался ещё документ, это отчёт секретаря датского посольства Шумахера. По его версии, убийца вовсе не Барятинский. В отчёте также упоминается и камер-лакей Петра Маслов, которого забрали от императора и отправили неизвестно куда. «Сразу же после увоза слуги, один принявший веру русскую швед из бывших лейб-компанейцев — Шванович, человек очень крупный и сильный, с помощью некоторых других людей жестоко задушил императора ружейным ремнём». Тот же Шумахер утверждает, что Пётр умер не 6 июля, а 4-го. Но можно ли секретарю верить? И откуда в датском посольстве такие сведения? Н.И. Павленко предполагает, что хирург в Ропше понадобился не для лечения, а для вскрытия тела. О вскрытии Екатерина потом писала, но документы не сохранились.
Дашкова: «Я нашла императрицу в совершенном отчаянии; видно было, под влиянием каких тяжких дум она находилась. Вот что она сказала мне: „Эта смерть наводит на меня невыразимый ужас; этот удар меня сокрушает“. О смерти императора народ оповестили 7-го июля Манифестом: „В седьмой день после принятия нашего престола всероссийского получили мы известие, что бывший император Пётр III умер обыкновенным, прежде часто случавшимся ему припадком гемороидическим и впал в прежестокую колику“». Далее идёт перечисление всяческой оказанной императору врачебной помощи, «не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой». «Но, к крайнему нашему прискорбию и смущению сердца, вчерашнего вечера получили мы другое, что он волей Всевышнего скончался» — и так далее, много подобающих случаю бессмысленных слов.
