В пять утра уже все были на ногах. В Сергиевой пустыни императрицу встретил вице-канцлер князь А.М. Голицын с письмом от супруга. Пётр писал, что раскаивается, признаёт свою вину перед женой и предлагает разделить власть с ним. Понимая, что это чистая формальность, Голицын тут же принял присягу Екатерине. Потом в армию приехал гофмаршал Измайлов и привёз второе письмо от свергнутого мужа. В письме Пётр отказывался от прав на трон, просил только отпустить его вместе с Елизаветой Воронцовой и Гудовичем в Голштинию и назначить небольшой пансион для приличного существования.
Екатерина понимала, что о Голштинии не может быть и речи. Пётр за границей — это вечная угроза войны, вечный шантаж. Даже если сам Пётр не решится воевать, найдутся сильные люди, которые сделают его своим знаменем в кровопролитных битвах за «законного государя». Измайлов понял замешательство императрицы и сказал: «После отречения вполне свободного я вам привезу его и таким образом спасу отечество от междоусобной войны». Екатерина согласилась.
Пётр подписал отречение. Оно начиналось так: «В краткое время правительства моего самодержавного Российского государства самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное, чтоб мне не токмо самодержавно, но и каким бы то ни было образом правительство владеть Российским государством…» То есть он соглашался, что никто его власти не лишал, а он сам понял невозможность быть царём и потому добровольно отдал власть. Далее: «…непринуждённо через сие объявляю не только всему Российскому государству, но и целому свету торжественно, что я от правительства Российским государством на весь мой век отрицаюся…» Его век был недолог.
29 июня, в пять часов утра, гусарский отряд под командой Алексея Орлова занял Петергоф. Вскоре подошли другие полки. В одиннадцать утра прискакали верхами обе Екатерины — императрица и Дашкова. А уже через час Григорий Орлов и Измайлов привезли в Петергоф отрёкшегося императора. При нём были Гудович и Елизавета Воронцова. Их отвели в дворцовый флигель, там с ними имел разговор Н.И. Панин. Встреча оставила тяжёлое впечатление у Никиты Ивановича: «Я считаю несчастием всей моей жизни, что принуждён был видеть его тогда; я нашёл его утопающим в слезах». Пётр ловил руку Панина, чтобы её поцеловать, умолял не разлучать его с Воронцовой. Сама фаворитка, стоя на коленях, молила о том же.
Их разлучили. Воронцову отправили под арест в дом к отцу, а свергнутого императора увезли в Ропшу, небольшой дворец в двадцати семи километрах от Петергофа. Всё было кончено.
