Впрочем, Бог знает, чем всё это кончится, ибо ждут Браницкую, и уже послан офицер встретить её. Г-жа Л. должна немедленно приехать и везёт с собою молоденькую девушку, лет 15–16, прелестную, как амур…»
С любовницами Потёмкина разобраться непросто. Известны имена некоторых красавиц — княгиня Долгорукова, княгиня Гагарина, госпожа де Витт, ещё у него было пять племянниц, урождённых Энгельгардт, все красавицы, одна другой краше. Потёмкин участвовал в их судьбе, девицы поселились в столице, были приближены ко двору, удачно вышли замуж и разбогатели. Александра, по мужу Браницкая, была любимицей и доверенным лицом князя, на её руках он и умер. Надежду Энгельгардт Потёмкин называл в шутку Надеждой безнадёжной, видимо, за её весёлый нрав. Переписка с Варенькой, то бишь Варварой Васильевной, по мужу Голицыной, сохранилась.
Вот письма Потёмкина: «Варенька, когда я люблю тебя до бесконечности, когда мой дух не имеет, опричь тебя, другой пищи, то если ты этому даёшь довольную цену; мудрено ли мне верить, когда ты обещала меня любить вечно. Я люблю тебя, душа моя, — а как? Так, как ещё никого не любил… Прости, божество милое; я целую всю тебя».
«Варенька, жизнь моя, ангел мой! Приезжай, голубушка, сударка моя, коли меня любишь…»
«Матушка, Варенька, душа моя, жизнь моя! Ты заспалась, дурочка, и ничего не помнишь… Я, идучи от тебя, тебя укладывал и расцеловал и одел шлафроком и одеялом и перекрестил…»
«Варенька, моя жизнь, красавица моя, божество моё; скажи, душа моя, что ты меня любишь, от этого я буду здоров, весел, счастлив и покоен; моя душа, я весь полон тобой, моя красавица. Прощай, целую тебя всю…»
От Вареньки тоже остались письма, это одно из последних, когда любовь к ней князя пошла на убыль: «Если вы помните Бога, если вы когда-нибудь меня любили, то прошу вас, забудьте меня навеки, а я уже решилась оставить вас. Желаю, чтобы вы были любимы тою, которую иметь будете, но верно знаю, что никто вас столь любить не может, сколько я дурачилась понапрасну; радуюсь, что в одну минуту узнала, что я только была обманута, но нелюбима вами».
Остались и безымянные любовные письма, их много. Потёмкин нравился женщинам, он умел увлечь, очаровать, слава его сияла ореолом — что говорить! И все эти годы шла активная переписка с императрицей. Потёмкин был предан ей до конца: «Душа моя бесценная, ты знаешь, что я весь твой и ты у меня одна. Я по смерти тебе верен, и интересы твои мне нужны», то есть и князь, и императрица понимали: любовь отдельно, дело отдельно. Тон этих писем разный. После разрыва обращения носили официальный характер: «Милостивый государь!» или «Князь Григорий Александрович!», потом сердце императрицы смягчилось, Потёмкин был ей родным и близким человеком, появилось и «батенька князь», и «милый мой друг», и «друг сердечный». И Потёмкин отзывался с забытой нежностью: «Моя матушка родная, люблю тебя беспримерно…» Екатерина действительно заботилась о Потёмкине почти по-матерински.
