Вешние воды | страница 18
Мэнди, официантка, поставила на стойку перед ним бифштекс на Т-образной косточке с хрустящей картошкой. Когда она ставила тарелку, ее рука, всего лишь на миг, коснулась его руки. Скриппс почувствовал, как странная дрожь пронизала его. Впереди у него была целая жизнь. Он еще совсем не старый человек. Почему сейчас не идет никакая война? Может, где-то и идет. Например, китайцы воевали в Китае; китайцы убивали друг друга. Интересно, за что? — подумал Скриппс. Что вообще все это значит, в конце концов?
Мэнди, пышногрудая официантка, наклонилась вперед.
— Кстати, — сказала она, — говорила ли я вам когда-нибудь о последних словах Генри Джеймса[30]?
— Послушай, Мэнди, дорогуша, — сказала миссис Скриппс, — эту историю ты рассказывала много раз.
— Давайте послушаем, — сказал Скриппс. — Меня очень интересует Генри Джеймс. Этот парень покинул родные места, чтобы поселиться в Англии среди англичан. Почему он это сделал? Ради чего покинул Америку? Разве его корни не здесь? Его брат Уильям.[31] Бостон. Прагматизм. Гарвардский университет. Старик Джон Гарвард[32] с серебряными пряжками на туфлях. Чарли Брикли, Эдди Махан.[33] Где все они теперь?
— Так вот, — начала Мэнди, — Генри Джеймс стал британским подданным на смертном одре. Как только король услышал, что Генри Джеймс принял британское подданство, он тут же послал ему самую высокую награду, какую только мог, — орден «За заслуги».
— Зэ-зэ, — пояснила пожилая миссис Скриппс.
— Вот именно, — сказала официантка. — Профессора Госс и Сейнтсбери явились с посланцем, уполномоченным вручить награду. Генри Джеймс лежал на смертном одре, глаза его были закрыты. Рядом с кроватью на столе горела одинокая свеча. Сиделка позволила им приблизиться, и они надели орденскую ленту Джеймсу на шею, а орден возложили поверх простыни ему на грудь. Профессора Госс и Сейнтсбери, склонившись, расправили орденскую ленту. Генри Джеймс при этом ни разу не открыл глаза. Сиделка сказала, что им пора уходить, и они вышли из комнаты. И когда они ушли, Генри Джеймс заговорил с сиделкой. Глаз он так и не открыл. «Сестра, — сказал Генри Джеймс, — пощадите мою скромность, задуйте свечу». Это были его последние в жизни слова.