Радхаур смотрел на этих «малышек», каждый из которых был длиной не менее двух ярдов, и вспоминал старого дракона, от лап которого чуть не погиб. На суше эти твари довольно неуклюжи и неповоротливы, но в родной стихии очень опасны. Молодые стеклянные драконы словно понимали, что дерутся не на жизнь, а на смерть, оглушительный рев толпы, разгоряченной видом крови, возбуждал и наездников, заставлявших дракончиков совершать немыслимые пируэты. Зрелище было просто красивым. Для понимающего человека — тем более.
Наездники погибших драконов, беспомощно упавших на дно морское, быстро покидали место побоища, слуги из морских обитателей специальными крючьями проворно сволакивали туши в специально вырытую в стороне от места битвы огромную яму.
Из примерно двух дюжин стеклянных драконов в воде остались лишь два последних, управляемых совсем юными наездниками, крепко держащимися на спинах своих «скакунов». Оба дракона заметно устали, потеряли первоначальную быстроту движений, но дрались отчаянно, не желая уступать.
— Хороши? — спросил у Радхаура царь Тютин.
— Драконы? — переспросил граф.
— Наездники. Это — мои внуки. Твои сыновья, сэр Радхаур.
А Радхаур полагал, что ничто в жизни его больше не удивит. Удивило не известие царя Тютина, а то, что никаких чувств в нем оно не вызвало. Он мечтал о продолжении рода, он делает все для этого возможное. Но слова царя Тютина вызвали в нем совсем иные мысли.
— Почему я узнал об этом только сейчас? — спросил он, повернувшись к царю Тютину лицом. Радхаур не стал задавать вопросов, кто их мать (матери?) и что с нею (с ними?) сейчас. Он прекрасно помнил, что в ночь его неудавшейся свадьбы, когда он напился с горя до бесчувствия, сестры Лореллы (он даже не мог сейчас вспомнить, как их зовут) почти силком прорвались к нему в спальню — все эти годы он старался не вспоминать о той ночи.
— Тебе они не нравятся? — вопросом на вопрос ответил царь Тютин.
Мелькнула шальная мысль официально усыновить одного из них, любого, сделать наследником — все же в этих юношах кровь графов Маридунских, и… и хоть в монастырь отправиться на покой, замаливать многочисленные грехи. Но тут же перед глазами встало полузабытое лицо Рогнеды, сейчас обращенной в озеро, которая когда-нибудь родит ему наследника.
— Нравятся, — ответил Радхаур. — Как наездники, как все воины твоего народа. Это не мои сыновья.
— Ты не веришь моему слову? — нахмурил брови озерный царь.
— Верю. Но сын не тот, кого ты зачал не по любви, случайно и о существовании которого не знал, пока он не вырос. Сын это тот — ради которого живешь, с чьим именем на устах идешь в смертельный бой, чьим успехам искренне восторгаешься и чьи неудачи доставляют страдания. Я даже не знаю их имен. Это не сыновья. Если бы вы сообщили мне об этом сразу, после их рождения… — Радхаур замолчал, продолжение было ясным. Но он добавил:
