Питер не выдержал, отступил.
— Рубить надо, — хмуро сказал он.
— Возьми. — Кто-то тронул Питера за плечо. Питер вздрогнул всем телом. Обернулся.
Гвирнус. Мрачное решительное лицо. Волосы сосульками на лбу. Струйки воды по щекам. В руках и впрямь топор. «Видать, держит под крыльцом, не иначе, — подумал Питер. — Куда же он Снурка дел?»
— Возьми, — повторил Гвирнус.
— Эй, Ганс!
— Без толку кричать. Нет его. Нет, — тихо завывала Лита.
— А ведь это ты виноват! — Они все-таки шевелились, эти корни-хоботки под ногами Питера, шевелились так же, как и волосы на его голове. Охотник едва видел Гвирнуса, поглощенный собственным страхом. Странное дело — почти наслаждаясь им.
— Я?! Виноват?! Ждите. — Нелюдим оттолкнул охотника, подошел к дереву. Насколько смог, обхватил ствол руками. Ногами. Мышцы под полотняной рубахой вздулись. «Жалко рубаху, надо было снять», — подумал нелюдим.
2
Ай-я лежала на полу. Ее неуклюже раскинутые голые ноги покрылись гусиной кожей. Левая рука спокойно покоилась на животе — туда и пришелся удар. Правая — откинутая за спину — все еще держала черепок разбитого вдребезги кувшина. Пролитый отвар наполнял хижину тяжелым хмельным духом. Так, бывало, пахло и в доме Илки, когда Гей не в меру баловался элем с кем-нибудь из приятелей. Тем же пузатым Ойнусом. Или Гансом.
Слезая с кровати, Илка осторожно перешагнула через неподвижное тело.
— Жива. Куда денется? — пробормотала женщина. Она не испытывала жалости — лишь легкое чувство досады: а может, и впрямь стоило взять отвар, вернуться к Саю. («Гей-то с ним намучился, поди. А что толку, все одно помрет». Ее охватило странное ощущение — чувство обреченности приносило и неожиданное облегчение). — Не может! Ишь ты!
Илка вдруг дико расхохоталась, потом, подавив истерический смех, брезгливо взглянула на лежащую на полу Ай-ю. — Колдунья, тоже мне! — фыркнула Илка: была бы колдуньей («Мало ли что говорят»), так разве ж грохнулась этак, с одного-то удара? («Головой она шмякнулась, вот оно что»).
«Беременная она, — думала женщина, — а если колдунья, то ведь и сглазить может». Хмельные мысли легко перескакивали одна на другую.
Кружилась голова.
Женщина подошла к окну. За сплошной стеной дождя смутно угадывались темные фигуры сельчан. Чернел ствол дуба. Если выйти сейчас, то наверняка заметят. Никакой дождь не поможет. Будут потом языками чесать: мол, ходит такая-сякая к колдунье, одного, знать, поля ягодки-то… «Нет, — решила Илка, — не пойду».
