Гамиани, или Две ночи сладострастия | страница 30



Так долго не могло продолжаться. Я понимал, что мне необходимо, хотя бы на короткое время, покинуть Париж, но как я мог это сделать, как я мог бросить Фанни, оставить ее одну в таком положении? Признаться, я очень боялся, что она покончит с собой. Поэтому я старался как можно реже отлучаться из своего кабинета и время от времени заглядывал в окошко, чтобы убедиться в том, что Фанни не замышляет ничего дурного.

Это было похоже на пытку. Я добровольно подверг себя заточению, бессмысленному и бесцельному. Впрочем, цель была — я ждал. Сначала это было ожидание ради ожидания, но потом оно начало принимать вполне конкретный смысл. Я ждал развязки… В том, что развязка неминуема, что это положение не может оставаться таким бесконечно, я не сомневался. Я понимал также, что какой бы трагической ни была бы эта развязка — я не смогу ее предотвратить. Мало этого, я уговорил себя, что не должен ни во что вмешиваться, но в то же время не должен ничего упустить. Я решил во что бы то ни стало быть свидетелем, зрителем, но никак не участником предстоящего трагического спектакля. А в том, что финал будет трагическим, я нисколько не сомневался. Но приняв решение не вмешиваться в естественный ход событий, я сделал все же один шаг, который ускорил развязку…

Однажды я объявил Фанни, что на несколько дней уезжаю из Парижа. Мой отъезд оставил девушку безучастной. Казалось, она потеряла интерес ко всему, что происходит вокруг нее. Мы холодно простились, и я вышел. Спустя несколько часов, я вернулся и, незаметно прокравшись в свой кабинет, уселся поудобнее в кресло и стал ждать. Вскоре я услышал стук входной двери. Из гостиной до меня донеслись звуки женских голосов, один из которых, усталый, взволнованный, испуганный, несомненно принадлежал Фанни; другой, вкрадчивый, ласкающий… Боже, Гамиани!.. Значит, понял я, мои самые худшие опасения оправдываются. Я напряг слух и стал само внимание, следя за разговором, происходившим в гостиной…

— Зачем вы пришли сюда, Гамиани? — срывающимся голосом произнесла Фанни. По-видимому, она старалась казаться спокойной, но голос ее дрожал от волнения. — Разве вы не знаете, что ваше присутствие здесь нежелательно?

— Дитя мое, — прозвучал голос Гамиани, — если бы даже я и поверила тому, что вы не хотите меня видеть, я все равно рано или поздно пришла бы к вам. Признайтесь, дорогая, что, не сделай я этого, вы бы сами явились ко мне! Вы можете лгать мне, но не лгите себе.