Гамиани, или Две ночи сладострастия | страница 15



Вдруг я почувствовала, что чьи-то руки обхватили меня, чье-то тело навалилось на меня сверху и что-то горячее, живое скользнуло по моим бедрам. Всем своим существом я устремилась навстречу ему, угадав, что именно напряженный, налитый животворными соками член мужчины принесет мне удовлетворение, утолит мою жажду…

И в ту же минуту этот член, твердый и уверенный, вонзился между моих бедер. Мне показалось, что меня пронзили насквозь. Я вскрикнула, но резкая боль тотчас же утихла, и я ощутила, что моему противнику удалось до конца вогнать свое орудие в мое трепещущее тело. Мне хотелось только одного, чтобы это ощущение длилось вечно. Мои окровавленные бедра обхватили бедра монаха, и мы оба, почувствовав, что ему не удастся воткнуть это грозное оружие еще глубже, сцепились в яростной схватке. Я настолько разошлась, что ни в чем не уступала своему многоопытному сопернику. Крепкое трение, которое монах производил с необыкновенным проворством, распалило меня. Я исступленно двигала навстречу ему бедрами, помогая глубже проникнуть в мой трепетный источник наслаждения.

Вскоре его член стал мне казаться раскаленным железным стержнем, и я впала в блаженный восторг.

И тут же густая и горячая жидкость огненной лавой влилась в меня, с молниеносной быстротой проникая в мой мозг и щекоча под сердцем… Ох! Это было апогеем испытываемого мною блаженства. Я пыталась продлить это извержение, поощряя его своими яростными телодвижениями, не давая вулкану угаснуть. Сдавленный крик вырвался из моей груди, и я стремительно низверглась в бездонную пропасть сладострастия…

— О, какая божественная картина! Вы вселяете дьявола в наши члены! — не выдержав, прервала графиню Фанни. Глаза ее горели желанием, она вся дрожала.

— Потерпите немного, дитя мое, — продолжала свой рассказ Гамиани. — Это еще не все. Испытываемое мной наслаждение очень скоро сменилось острой болью. Не успела я еще прийти в себя после первого в моей жизни любовного состязания, как мне суждено было выдержать стремительный и яростный натиск еще одного монаха. Потом еще одного… Их там было более двадцати, и каждый из них делал свое дело не менее искусно, чем первый. И если второму я еще могла отвечать на его ласки со всем пылом неискушенной и искренней души, то последние имели дело уже с безжизненным, измученным телом. Никогда в жизни я еще не была так близка к смерти, как в эти минуты.

…Очнулась я среди бела дня в своей постели. Все тело ныло, к горлу подступала тошнота. Увидев, что я открыла глаза, тетушка, сидевшая у моего изголовья, облегченно вздохнула и улыбнулась мне.