В 1887 году прогрессивный издатель Л. Ф. Пантелеев привлек к переводу «Писем» В. М. Гаршина. На вопрос, не возьмется ли он за перевод, Гаршин ответил, что с удовольствием сделает это, «хотя он тогда совсем не нуждался в переводной работе»,— отмечает Пантелеев в своих «Воспоминаниях». Вскоре Гаршин сообщил издателю, что начал перевод, который «очень его увлекает».
Но он успел перевести лишь 11 писем: работа была прервана его болезнью и безвременной смертью.
В 1892 году «Персидские письма» все же вышли в издании Пантелеева, который привлек другого переводчика (фамилия не указана), без примечаний, хотя текст весьма в них нуждался. Перевод был далек от совершенства.
В том же году вышел еще один перевод, в издании журнала «Пантеон литературы», со вступительной статьей Л. Первова. Этот перевод также был анонимным, в некоторых местах он искажал смысл оригинала. Так, «petitesse» (мелочность) переведено «вежливость»; «homme a bonne fortune» (волокита) превратился в богача, московиты — в москвичек. В письме XXV фразе: «Религия здесь — не столько совокупность священных обрядов, сколько предмет для всеобщих споров» — придан противоположный смысл: «Религия не есть предмет для всеобщих споров».
Но главное, этот перевод сильно пострадал от цензуры и изобилует сокращениями. По характеру купюр легко проследить, что именно в книге Монтескье показалось царским цензорам предосудительным.
В первую очередь красный карандаш прошелся, конечно, по дерзким высказываниям против христианской религии, вложенным автором в уста Узбека. Так, в письме XXIV после слов «сего мага зовут папой» вычеркнуто уже приведенное нами место о святой троице и о причащении. В письме IX вычеркнута фраза: «Кто-то очень метко выразился, что если бы треугольники создали себе бога, то у него было бы три стороны». Письмо XIX, укороченное в издании Чуйко до восьми строк, здесь опущено целиком — как можно усомниться в таком свойстве бога, как всеведение, как можно противопоставлять волю людей его воле?
Не понравились цензору и рассуждения казуиста в письме VII: тут и фамильярное обращение с богом, и софистика, имеющая целью оправдать грехи... Поэтому после слов «чтобы хоть как-нибудь пробраться в рай» все остальное вычеркнуто. Убрано и замечание о вреде фанатизма из письма X.
Не счел цензор возможным пропустить в печать и некоторые высказывания о России и о Петре I (письмо I Узбеку из Москвы).
Но и там, где речь шла о Франции и Персии, об их внутренних делах, цензор, боясь, как бы описание порядков, свойственных абсолютизму персидскому и французскому, монарших капризов и придворных нравов не навело русских читателей на какие-нибудь параллели и нежелательные мысли, усердно вычеркивал (например, в письме XXXVII) места, где говорилось о незаслуженных наградах, раздаваемых Людовиком XIV по своей прихоти, о несправедливом затирании талантливых офицеров. Как тут было не вспомнить, что и в русской армии на высшие командные должности назначались бездарные и престарелые, но титулованные генералы, главным образом из немцев?
