Публицистика | страница 35



Расскажу вкратце об истории своих книг. Мой путь к роману сложился и просто и нелегко, к этой форме я пришел неожиданно даже для самого себя.

Будучи молодым человеком, работая в Сибири, в районной газете села Мошкова, я, как и многие, увлекся литературными опытами. Большой радостью для меня в 1954 году явилось появление рассказа на страницах журнала «Крестьянка». Рассказ назывался «Дождь» и был посвящен зарождающейся любви. В нем было много наивностей, и настоящим началом литературной работы я считаю рассказ «Алкины песни», появившийся в 1956 году в журнале «Сибирские огни». Именно тогда я впервые почувствовал какую-то внутреннюю раскованность, начал понимать, как надо писать. Но особенно для меня важно было то, что я понял значение характера в художественном произведении. Как бы мы ни писали, как бы ни воспроизводили виденное — произведение мертво, если герой или героиня не обладают характером.

«Сибирские огни» — колыбель многих наших писателей, и я своим литературным рождением обязан этому превосходному журналу. Первый успех окрылил меня, и я принялся работать над произведением, в котором мне хотелось показать, как человек преодолевает растлевающее влияние собственничества, то есть продолжить на своем сибирском материале раскрытие темы, которой столько внимания уделил в свое время Максим Горький. Главная художественная идея произведения, названного «Повитель», заключалась в том, чтобы показать, как время изменяет людей. Сначала сюжет «Повители», конечно, в самых общих и схематических чертах, был изложен в рассказе, который я понес в «Сибирские огни». Разговоры в редакции убедили меня в том, что за пределами рассказа остались мои знания изображаемых людей, того, что сделало героев такими, какими я их написал. Чем больше я размышлял на эту тему, тем яснее мне становилась необходимость раздвинуть временные и пространственные рамки произведения, увеличить количество сцен, а также картин и персонажей. Углубленная работа над обрисовкой характеров и привела меня в конце концов к романной форме.

Я хотел добиться того, чтобы мои герои были увидены читателями во всей своей жизненной яркости. Однажды, размышляя на берегу реки в одиночестве, я нашел, как мне кажется, необходимую метафору, которая обозначила бы то, что жило в моей душе и просилось наружу. «На первый взгляд голыши, обильно усыпавшие берег, вроде одинаковые по цвету и по форме. А расколешь камень, другой, третий — и видишь: до чего же они разные! У одного по всему сколу поблескивают на солнце, горят и переливаются крупные, золотисто-голубоватые блестки. Другой тускло и маслянисто отсвечивает срезанным как по линейке боком. А третий, оказывается, был насквозь изъеден какой-то буроватой ржавчиной: от легкого удара он рассыпается на несколько частей, выбросив, как пересохший табачный гриб, облачко пыли». Так и мне хотелось заглянуть в душу каждого своего героя, увидеть, чем он живет, что его радует, мучает, возвышает или унижает. Человек действует в сложном и противоречивом сцеплении обстоятельств, в которых проявляются общие закономерности времени. Поэтому человека — для того чтобы пристально рассмотреть его душевные движения — надо было увидеть среди других людей, в действии. Таким образом, происходило сложное взаимодействие человека и обстоятельств, формирование душевного строя, который, словно чуткий музыкальный инструмент, реагирует на все события, встречи, происшествия.