История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа | страница 79
«В то время во дворец заявилась некая полунемая тварь, — указывает византийский историк, — которая еле ворочала языком и запиналась при потугах что-нибудь произнести». Так презрительно Михаил Пселл живописует императорского шута Романа Воила. Разговаривая, этот человек старался еще больше подчеркнуть свой природный недостаток, выговаривая слова так, что разобрать их было практически невозможно. Сначала василевс относился к нему безразлично, но со временем шут понравился ему до того, что он уже не мог без него обходиться. Теперь Воила почти все время находился возле Константина, даже когда тот принимал послов или выполнял другие государственные обязанности. Мало того, императорский шут получил от василевса почетные права, которые возвели его в ранг первых лиц государства. Воила мог приходить к императору, когда заблагорассудится: «приблизившись к императору, он целовал его в грудь и в лицо, произносил беззвучно звуки, расплывался в улыбке, садился к нему на ложе и, сжимая его больные руки, доставлял царю одновременно и боль, и удовольствие».
Постепенно шут проник и на женскую половину, где завоевал расположение уже известной нам Зои и ее сестры Феодоры. Обе женщины тоже привязались к Роману Воиле, что открыло ему едва ли не все двери во дворце.
После смерти Зои в 1050 году шут «принялся творить всякие мерзости, ставшие началом больших бед». В это время император находился в связи с дочерью вождя племени аланов. Она жила во дворце на правах заложницы и ничем особым не отличалась, но император Константин ценил в ней царскую кровь и удостаивал высших почестей. Надо же было, чтобы шут воспылал страстью к этой женщине!
Не в силах обуздать страсть или сделать аланскую принцессу своей возлюбленной, шут ни много ни мало решил овладеть ромейским престолом. Видимо, план казался ему легко осуществимым: ведь у него были ключи чуть ли не от всех дворцовых покоев — по крайней мере хронист указывает, что все открывалось и затворялось по его желанию. Более того, шут, кажется, возомнил, что убийства императора и его восшествия на престол желают многие другие — возможно потому, что при нем кормилось немало прихлебателей и льстецов. А один человек из его окружения был даже начальником наемных отрядов ромейского войска.
Поэтому Воила поделился своими замыслами с теми, кого считал сообщниками. Они-то и выдали его, уличив в приготовлениях к убийству.
Историк рассказывает, что однажды, когда василевс уже отошел ко сну, шут в одном из соседних с царскими покое принялся, как выражается Михаил Пселл, «точить свой смертоносный меч». Но к василевсу явился какой-то человек, знавший о готовящемся преступлении со слов самого Воилы, и, разбудив василевса, сказал: «Царь, твой любезнейший друг собирается убить тебя, тебе грозит смерть, остерегайся!» Когда шуту стало известно, что его замысел раскрыт, он бросил меч и кинулся в расположенную поблизости церковь, не найдя ничего лучше, как рассказать тем, кто оказался в храме, о своем намерении убить императора.