Сверху в иве видны проходы – будто ходил кто-то большой, ломился сквозь кусты с сопением и треском. Наверное, кони забрели.
Днем – кусты как кусты, бледная зелень. Каждый лист покрыт коротким серым пушком.
Спросил у Чапа, водятся ли здесь крупные животные. «Ну, марал здесь ходит… Буны – они выше, на скалах. А так – марал да косуля. Медведя нет, не бойсь, не скушает». Смех у него мелкий, беззвучный, а глубоко посаженные глаза вцепляются в лицо.
История про зверя с серебряной шкурой. Как он прячется в зарослях кустарника, никогда не показывается, превращается в легенду. Все о нем знают, но никто не говорит. Краснолицые охотники боятся его в полнолуние, бросают кровавые куски мяса. Иногда кто-нибудь в племени становится грустным и испуганным. Про него говорят: «Он думает о серебряном звере». В лунную ночь его выводят к началу заросшей тропы. На рассвете узкие листья покрывает серебристо-розовая роса и прячет все следы. Из этих зарослей никто не возвращается…
И дальше – история про охотника, который нарисовал этого зверя на стене пещеры.
Ива начинается в нескольких метрах от костра. Сейчас она снова почти светится под луной. Ветра нет, а ветки шевелятся. И черные провалы там, где кусты поломаны лошадьми. Хочется нырнуть в одну из этих дыр и посмотреть, что будет дальше.
Трудно забыть о том, что увидел сверху. Не мех, нет – притаившийся под луной зверь с серебряной шкурой, мягкой, блестящей, скрывающей стальные мышцы.
Не стоило об этом писать».
Тим споткнулся в темноте обо что-то мягкое. Пестрые тени зашевелились. Обмирая от страха, он услышал дребезжащее ворчание и хрип. Недовольный голос Чапа заставил нервно рассмеяться. «Чего шатаешься? Куда?» Он молча ткнул рукой в сторону кустов. «Слышь, ты… турист… Сейчас лучше не ходи», – Чап приподнялся, высовываясь из спальника. В лунном свете стало видно, что проводник спал прямо в кепке. «Мне надо», – ответил Тим сдавленно.
Вышел из-под кедров на поляну, залитую зеленым лунным светом. Ива стояла перед ним стеной, шевелила листьями. Ждала. Тропа казалась туннелем, жидкой черной пустотой, расцвеченной бликами.
«Ну чего встал? Иди, иди…», – хриплый тенор Чапа за спиной. Тим оглянулся. Тень от кепки полностью скрывала глаза проводника, однако показалось, что в них мелькнуло сочувствие. «Что делат-то? надо, так иди», – проводник отбросил в кусты окурок. Коротко зашипел гаснущий огонек.
Качаясь и зажмурившись, Тим шагнул на тропу.
«27.07, там же, перед выходом на Сурдины.
