Женя сунула ему под нос плюшевое чудище и улыбнулась так нежно, что Андрей Валерьевич растерянно крякнул. Уже понимая, что влип, он взглянул на игрушку повнимательней. Рысь явно был ветеран и любимец, изрядно замусоленный, с обтрепанными кисточками на ушах и черной пуговицей вместо левого глаза. Непропорционально большая голова едва держалась на тонкой шее, из которой лезли клочья поролона.
– А что с ним? – осторожно спросил хирург.
– Колька взял и испортил, – душераздирающе вздохнула Женя. – Нарочно. Видите, шея какая.
– Какой нехороший мальчик этот Колька, – сказал Андрей Валерьевич и повернул рысь мордой к себе. Лобастая голова беспомощно мотнулась и свалилась на пятнистое плечо. – А почему ты не попросишь маму, чтоб зашила?
– Но она же не врач!
– Резонно…
– А его очень нужно вылечить. Потому что волки боятся рысей.
– Могу их понять, – рассеянно кивнул хирург.
– А это – самая главная рысь. А Колька его нарочно испортил, чтоб не мешал…
Андрей Валерьевич снова принялся ощупывать костлявую коленку. Дело принимало серьезный оборот. Отказаться лечить рысь – уже плохо, но отказаться лечить любимую и главную рысь – несмываемое пятно на репутации.
– Женя, отстань от Андрея Валерьевича, – безнадежно вмешался отец, но девочка лишь коротко взглянула на него и снова повернулась к врачу с трогательной надеждой на невинном личике.
– Вообще-то я не специалист… – попробовал было отбиться тот. Глаза Жени немедленно начали наполняться слезами, и Андрей Валерьевич отступил. – Я посмотрю, что тут можно сделать. Но его придется оставить здесь. Обычный ушиб, – сказал он отцу и выпрямился. – Зайдите послезавтра показаться. Наверное, заигралась и сама не заметила, как ударилась, да, Женя?
Девочка вдруг всполошено покосилась на родителя, потупилась и ковырнула носком линолеум.
– Тааак, – зловеще проговорил отец. – Еще раз полезешь на стройку – гулять с Колькой больше не пойдешь!
– Ах, тот самый подлец Колька?
– Не разлей вода, – вздохнул отец. – И вечно их куда-нибудь несет, не уследишь. Как еще шеи не посворачивали… Кстати, о шеях, – перешел он на шепот. – Извините за… – он кивнул на одиноко сидящего на кушетке Рыся. – Я попозже за ним зайду, хорошо?
Андрей Валерьевич выглянул в коридор, уже раскрыл рот, чтобы крикнуть «следующий», и осекся. Все кресла напротив кабинета были пусты; никто не визжал, не носился, не хныкал. Поликлиника будто вымерла; лишь вдалеке толстая санитарка сонно возила шваброй по полу.
