Он не стал отвечать. И никому не показал письмо. Ему было четырнадцать — достаточно взрослый, чтобы воевать, достаточно взрослый, чтобы самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
…А весной, когда в Стамбуле стало неспокойно, старый друг отца, благородный Сабах сын Тургута, уехал оттуда. Перебрался в Карасар, где можно было не опасаться ни войн, ни христианских восстаний. Заботился он не о себе — сам он вместе с четырьмя сыновьями воевал в Дарданеллах — а о своих женах и дочери, двенадцатилетней Хансияр, которую тогда никто еще не называл прекрасной.
Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что случится дальше. Мать писала о Хансияр с такой любовью, какой не было в ее рассказах о других девушках. Отец посмеивался, мол, Рахшана-ханум как всегда, все уже решила, и никому не оставила выбора, ни Хансияр, ни Хасану. Отец был прав: его старшая жена заправляла всем в доме. Но так было и в других семьях. Мужчины воевали, женщины заботились о том, чтобы мужчинам не нужно было заботиться ни о чем, кроме войны. И пусть Хасан никогда не согласился бы с тем, что женился на Хансияр из-за предсказания в письме, спорить с тем, что он женился на ней потому, что такова была воля матери, он бы не стал. Воля матери не препятствие любви.
А что до письма… оно оказалось правдой в одном, значит, могло оказаться правдой и в остальном. Хасан не спешил с ответом, но встретиться с тем, кто отправил послание решил еще тогда, на Кавказе, когда знал Хансияр только по материнским письмам.
* * *
«Да» на обратной стороне письма он написал уже после свадьбы. Ему было шестнадцать, Хансияр — четырнадцать, и они любили друг друга так, как можно любить только в юности. Из книг Хасан знал, что проходит время, приходят возраст и мудрость, пылкость чувств гаснет, уступая ровному, уже не гаснущему теплу. Знал, но поверить не мог. Они с Хансияр пылали, их любовь была сильной, страстной, почти невыносимой. От этой любви хотелось писать стихи или совершать подвиги, или делать и то, и другое.
Хасан умел писать стихи, образование благородного человека включало и правила стихосложения. Но образования его также хватало и на то, чтобы понимать — хороших стихов он не напишет, а плохих и без него пишут больше, чем нужно.
Иное дело — подвиги. Пусть даже такие, о которых никто не узнает. Подвигов, о которых знали все, он совершил достаточно, чтобы иметь и офицерскую боевую медаль, которую немцы называли «Железным полумесяцем», и награды от самого султана, но для Хансияр хотелось сделать что-то особенное. Что-то, что будет принадлежать только ей. А при мысли о том, что его женщина, его жена, большеглазая и тоненькая девочка в звенящих украшениях, вынуждена будет жить и растить сыновей без поддержки и защиты мужа, на душе становилось тяжело от гнева. Будущее, предсказанное в письме, необходимо было изменить.
