Вдруг лопата звякнула, и Хуп осветил яму фонарем:
— Оно там.
И оно в самом деле было там, хотя цех копателей решил в этот момент устроить передышку, несмотря на протесты Хупа. Действительно, мы немного помедлили, прежде чем выкопать его и, таким образом, выяснить, что же это такое, потому что всем нам было весело от очевидности находки, и мы некоторое время нюхали и добивали бренди, ведь наше ликование было сильнее нашего любопытства, — у всех, кроме Хупа, который, несмотря на то что ликовал, пребывал также в нетерпении.
— Давайте, ребята, ночь уже на исходе; кроме того, нас могут тут застигнуть.
И тогда мы продолжили свою работу, потому что раньше никому из нас в голову не приходило, что мы совершаем преступление, и это чувство нелегальности внезапно сделало нас усердными.
— Тяжелая, зараза, — воскликнул Бласко, и она действительно была тяжелая.
Находка представляла собой, как вы, несомненно, уже догадались, бюст.
— Кто этот хрен? — спросил Хуп, и все мы пожали плечами, потому что это лицо абсолютно ничего нам не говорило, тем более что оно было все в земле. Хуп начал оттирать бюст.
— Там что-то написано, — сказал Мутис, прежде чем снова погрузиться в бездну своего длительного молчания.
— Ленин. Это Ленин.
— Ленин?
— Да. Это Ленин.
— Это Ленин. Так написано на подставке.
— Ленин?
— Черт, это Ленин.
(В общем, это был Ленин.)
Мы положили голову Ленина в багажник машины Хупа и поехали домой.
— Это Ленин, — говорил Хуп каждую минуту.
(— Это Ленин.)
Дома у Хупа мы какое-то время пили и все такое прочее. Само собой, голова Ленина в конце концов оказалась в ванной, и там мы устроили ей душ, чтобы смыть остатки земли.
(— Намылим ее шампунем? — спросил даже Мутис, у которого этой ночью что-то развязался язык.)
— Он бронзовый. Это бронзовый Ленин, — каждую минуту с воодушевлением говорил Хуп. — Товарищ Ленин, — и гладил его рукой по лысине. — Старина Ленин с бородой, как у козленка, дубина ты эдакая.
И так далее.
(— Бронзовый. Он бронзовый.)
— Думаю, нам надо где-нибудь купить бутылку водки. Она подойдет к случаю, — предложил Хуп, но Бласко, поэт праздных удовольствий и теоретик оргий, пошел еще дальше:
— Почему бы нам не отнести товарища Ленина в «Оксис»?
И это показалось нам исключительно удачной, революционной мыслью, потому что мы уже были совсем хорошие, так что мы подхватили бюст, снова положили его в багажник и поехали в «Оксис».
— Куда это вы идете с этим китайским мандарином? — спросил нас Йусупе, швейцар в «Оксисе».
