Любая зараженная рана требует лечения, так что я позвонил друзьям, и мы договорились встретиться в «Хабиби», баре, подходящем для того, чтоб пропустить по первой вечерней рюмочке: там у тебя почти отбивает желание выпить по второй, потому что даже Бото, официант-аргентинец, признает, что ни один человек, сравнительно красивый или сравнительно веселый, не переступал порог этого бара с того дня, когда в него вошли пара юных цыганчиков с двумя раскрасневшимися от солнца и вусмерть пьяными туристками. Как бы там ни было, мне было хорошо с друзьями: наши братские сердца были тверды, как желатин солидарной крови, так что, поборов искушение вовремя отступить, из «Хабиби» мы пошли в «Сандало», а оттуда — на дискотеку «Карим», знаменитую своими высокомерными официантками с отсутствующим видом.
Я солгал бы, если б сказал, что плохо провел тот вечер, но я скучал по Йери, чей образ свободно курсировал по моему сознанию в форме жидкого призрака.
Когда мне удалось усесться, я прошептал: «Йери», — и это слово возымело действие ацтекского заклинания или чего-то навроде, потому что в то же самое мгновение в «Карим» вошла Йери в сопровождении своего бывшего друга с кисточками на kiowas.
Полагаю, лучше будет, если я не стану комментировать, что именно произошло в этот момент в моем сознании, потому что боюсь, если я стану это комментировать, я несколько потеряю доверие, которым у вас пользуюсь, уже не как философ, а даже как случайный собеседник.
— Это разве не твоя девушка? — спросил меня Хуп, обескураженный тем фактом, что моя девушка обжимается на танцплощадке с кем-то, и этот кто-то — не я.
— Кто этот волчок? — спросил меня даже Мутис, латинист, из которого обычно слова не вытянешь.
Итак. Волчок, как я уже говорил, был друг, который был у Йери до того, как ее другом стал я, хотя в действительности, по крайней мере в этот момент, волчком был я: безутешным клоуном, что потихоньку глотает крокодиловы слезы. (Крокодиловы слезы, которые — все же нужно это сказать — имели одинаковый вкус с настоящими. Потому что любая слеза имеет значение.)
— Почему бы не вышибить ему пару зубов? — предложил Хуп.
— Ему или ей? — спросил Бласко, наш проклятый поэт, автор неизданной книги, постоянно дорабатываемой, под названием «Легкий и нефритовый», — он безуспешно представлял ее на многочисленные литературные конкурсы.
Йери и ее бывший друг, снова ставший другом (надо же присвоить ему какую-нибудь кантианскую категорию), вскоре ушли, — полагаю, едва только увидели, как я улыбаюсь, словно гиена, страдающая колитом, из-за барной стойки дискотеки «Карим», украшенной восточными элементами и лазерными лучами.
