Люди и взрывы | страница 54



К утру 26 февраля состояние еще более ухудшилось. Больная была без сознания. Электроэнцефалограф — аппарат, фиксирующий токи мозга,— писал ровную линию, лишь изредка прерываемую небольшими выбросами. Содержание кислорода в гемоглобине крови упало до катастрофически малого уровня — в четыре раза меньше нормы. Острое кислородное голодание — по медицинской терминологии гипоксическая кома — с часу на час приближало роковую развязку. Лишь совсем слабая реакция зрачков на свет говорила о теплящейся жизни. Смерть была совсем рядом. Вызвали родителей для прощания с дочерью.

Все, что произошло дальше, с полным основанием можно назвать чудом. В 9 часов утра 26 февраля я позвонил в отделение реанимации. К телефону подошел начальник отделения доктор Анатолий Борисович Семин и сказал, что Людмилу можно спасти, пожалуй, только если на время поместить ее в чистый кислород или в воздух, обогащенный кислородом при повышенном давлении. Но камер для такого лечения в больнице нот.

Мы решили своими силами попытаться срочным образом спроектировать и изготовить такую камеру. Прежде всего незамедлительно отправили в больницу большой полиэтиленовый мешок. Больную поместили в этот мешок, наполнили его чистым кислородом до давления в 1 атмосферу.

Тем временем начались срочные поиски деталей для барокамеры. Подходящие отрезки труб оказались в хозяйстве Самуила Борисовича Кормера. За 12 часов удалось соорудить камеру диаметром 63 сантиметра, длиной 2 метра. 27 февраля камера и вспомогательное оборудование были доставлены в реанимационное отделение больницы.

Мы хорошо представляли себе ответственность и сложность работы с такими камерами. Чтобы исключить загорание предметов, помещаемых в кислород, решили не вводить в камеру никаких проводов. Для наблюдения за больной на торцах были сделаны два окошка диаметром 15 сантиметров. В ночь с 27 на 28 февраля был проведен первый сеанс лечения в кислородной камере. Содержание кислорода в крови, измеренное сразу после сеанса, в 1,4 раза превысило норму.

28 февраля пришлось выдержать небольшое «сражение» по поводу использования неаттестованной камеры для лечения Люды. Мое заявление о том, что я имею право аттестовать сосуды высокого давления до 250 атмосфер, на медиков не произвело особого впечатления. «Мы должны действовать по инструкции министра здравоохранения»,— заявила администрация санитарного отдела. Однако в альтернативе — что важнее: соблюдение инструкции или жизнь человека — победил здравый смысл. Здесь большую помощь оказал заместитель главного врача по лечебной части — доктор Николай Андреевич Балдин. Вместе с А. Семиным он взял на себя ответственность за возможные последствия.