1 декабря адмирал Платон, министр маршала, которому он поручил «координацию военных действий трех видов оружия», обращается по радио к алжирским войскам и заявляет: «Во Франции и только во Франции после стольких испытаний маршал и его правительство возродят национальную армию… Франция отвоюет Африку. И вы увидите тогда, как будут удирать изменники в иностранном обозе».
Итак, следовало изобрести какую-нибудь другую уловку, чтобы «узаконить» власть Дарлана. Тогда стали ссылаться на телеграмму, отправленную якобы каким-то второстепенным должностным лицом, текст которой, равно как и имя отправителя, так никогда и не были опубликованы, но простая ссылка на которую позволила клану авгуров намекать, так сказать, для галерки, что Петен якобы секретно одобрил действия адмирала. Наконец, самым веским аргументом тех, кого Виши именовало «клятвопреступниками», был следующий: так как в связи с оккупацией южной зоны маршал отныне зависит от немцев, его приказы не имеют законной силы; власть, следовательно, принадлежит тем, кому он вручил ее, еще будучи свободным.
Президенту Рузвельту большего и не требовалось, чтобы откинуть в отношении Дарлана все свои демократические и юридические сомнения, которые в течение двух лет он выдвигал против де Голля. По его приказу Кларк признал верховного комиссара и вступил с ним в переговоры, приведшие 22 ноября к соглашению, в силу которого Дарлан управляет и командует, при условии, что его деятельность будет отвечать видам англо-американских победителей. Конечно, президент обнародовал послание, в котором утверждалось, что политические соглашения, заключенные между Эйзенхауэром и Дарланом, являются лишь «временной мерой». Но, принимая у себя 23 ноября Андре Филипа и Тиксье, он, раздосадованный их протестами, крикнул: «Конечно, я договорился с Дарланом, раз Дарлан дал мне Алжир! Завтра я вступлю в переговоры с Лавалем, если Лаваль даст мне Париж!» Однако он тут же добавил: «Мне очень хотелось бы повидаться с генералом де Голлем, чтобы обсудить все эти вопросы; и я прошу вас, скажите ему, что его визит в Вашингтон был бы весьма желателен». Наконец 7 декабря Дарлан, добившись согласия союзников, объявил себя главой французского государства в Северной Африке и главнокомандующим всеми силами, сухопутными, воздушными и морскими, имея при себе некий «имперский совет», в состав которого входили Ногес, Жиро, Шатель, Буассон и Бержере.
В то время как в Алжире, Касабланке, Дакаре должностные лица сделали поворот на 180 градусов, чтобы сохранить свои места, в самой Франции враг «откликнулся» на события: немецкие войска хлынули в «свободную» зону. Виши запретило оказывать им сопротивление. «Армия перемирия» должна в ожидании демобилизации сложить оружие. Генерал Делаттра, который еще сохранял кое-какие иллюзии, мужественно пытался применить на практике план обороны и занять вместе с войсками округа Монпелье позиции в горах Монтань-Нуар. Его тут же дезавуировали, отстранили от дел, посадили в тюрьму. Будучи в тюрьме, он вошел в контакт со Сражающейся Францией, которая позже помогла ему бежать и вызвала в Лондон, где он и связал навсегда свою судьбу с моей. Генерал Вейган, пытавшийся укрыться в Герэ, был арестован гестапо и отправлен в Германию. Таким образом окончательно рассеялась — поскольку Виши и само не сделало и не позволило сделать ни одного выстрела по врагу лживая легенда о видимой независимости, которою вишисткое правительство пыталось прикрыться, чтобы оправдать свою капитуляцию и обмануть немало честных французов. Из внешних признаков его независимости остался один лишь флот в Тулоне. Но и то ненадолго.
