— Месье! — окликнул его чей-то голос.
Долговязый молодой человек с русыми волосами, зачесанными назад, в плаще, накинутом на плечи, открыл ворота ключом. Он сделал вперед несколько шагов, опираясь на трость с серебряным набалдашником, подволакивая ногу с усталой грацией.
— Вы ведь месье Нажель? — спросил он. — Вы к нам на днях уже заходили, не так ли?
У него был такой же певучий говор, как и у Ливии. Франсуа про себя машинально отметил, как хорошо владеют французским языком эти венецианцы.
— Да, — ответил он, раздавив сигарету каблуком. — Могу я увидеть мадемуазель Гранди? Сегодня вечером я уезжаю в Париж, и мне хотелось бы поговорить с ней до отъезда.
— Боюсь, это невозможно. Моя сестра оставила записку и в ней сообщила, что ее не будет весь день. Но вы можете переговорить со мной, если пожелаете.
В прозрачных серых глазах не отражалось никаких эмоций.
— Вы уверены, что я не могу ее увидеть? Это очень важно.
— Мне очень жаль, но даже если вы обыщете всю лагуну вдоль и поперек, боюсь, вы ее не найдете.
Франсуа уловил в его словах скрытую иронию. Приветливое лицо Гранди застыло, а между бровей появилась морщинка. Возникло ощущение чего-то едва уловимого, но представлявшего собой непреодолимый барьер. Молодому человеку явно нечего было добавить. Франсуа был дан категорический отказ. Но кто так распорядился? Ливия? Неужели она призналась брату в том, что произошло? Разве можно представить, что она доверила ему такое?
— Что ж, в таком случае мне очень жаль. Прошу вас передать ей мои заверения в искреннем почтении, когда вы ее увидите.
— Всенепременно, — тихо произнес Гранди с непроницаемым лицом, затем развернулся, прошел в ворота и закрыл их за собой.
Внимание Франсуа привлек шум мотора. Какое-то судно огибало остров. На свежевыкрашенном корпусе красовалось имя Дзанье.
На палубе стоял мужчина с непокрытой головой, засунув руки в карманы зимнего пальто. Его силуэт четко вырисовывался на фоне неба, словно персонаж театра теней. Франсуа узнал в нем того, кто смерил его холодным, почти презрительным взглядом, когда застал вместе с Ливией. Он тоже узнал Франсуа. Хотя он не сделал ни единого жеста, его тело напряглось, он всем своим видом демонстрировал враждебность.
Франсуа почувствовал одновременно беспокойство и раздражение, как будто все эти венецианцы получали злорадное удовольствие от того, что постоянно прятались за своими масками. Приветливость на их лицах скрывала резкость, которую они иногда проявляли в качестве легкой угрозы, а чувственность их женщин таила в себе страстное желание, граничащее с жестокостью.
