— Нравится тебе комната, Билли?
— Очень милая, — не сразу ответил я.
— Нет у тебя удушья?
— Да-да.
Помолчали.
— Вот что, — сказал дед, — ты переспи тут ночь. А вернемся из поездки в горы, уберем одну из комнат в старом бараке, выгоним скорпионов и змей, устроим тебя в лучшем виде. Как на это смотришь?
— Да-да.
— Что?
— По-моему, хороший замысел, дедушка,
— Отлично, так и поступим. А теперь посмотрим, что тут за дамская кровать. — Он отвернул угол зеленой настилки и обнаружил чистые простыни, пахнущие мылом, ветром и солнцем, уже расстеленные. — Молодец наша Крусита, раньше нас тут побывала, храни бог ее доброе сердце.— Дедушка развернул стеганое одеяло, лежавшее в ногах.— Все, Билли, раздевайся и в постель, а завтра — в путь. .Сколько ты в седло не садился?
— Девять месяцев.
— Девять месяцев! Да, нужно хорошенько выспаться. — Он собрался уходить, но задержался у керосиновой лампы, стоявшей на тумбочке. — Хочешь, зажгу тебе лампу? — В комнате был полумрак.
— Нет, дедушка, мне не нужно.
— Отлична Ты умывался, зубы чистил?
— Да.
— Когда же?
— Утром в поезде.
Дедушка на миг задумался.
— Отлично. Ну, спокойной ночи, Билли.
— Спокойной ночи.
Он вышел, закрыл дверь. В одиночестве, тишине и темноте, чуя непривычность комнаты и земли, куда я попал, я ощутил подступающую тоску по дому, но чтобы не предаваться ей, разделся, положил новую соломенную шляпу на комод и поставил свои новые сапоги рядышком на полу у самой кровати. Чувствовал себя усталым, но спать не хотелось. Открыл окно, стал смотреть на серп молодой луны и слушать голоса лягушек-быков — их песня была для меня слаще соловьиной.
Наконец я забрался в постель и, подложив руки под голову, уставился в еле видный потолок. Снова подступило чувство, что я одинок, вспомнились дом и мама, которая в этот час закутывала бы меня одеялом, целуя в нос, в лоб и в губы, прежде чем спуститься из моей спальни. Оказалось, я скучаю по этой привычной церемонии, до боли скучаю, и когда что-то мокрое покатилось по щеке, ясно стало, что я плачу. Вскоре стыд за слезы одолел мою тоску, и я уснул.
Сквозь сон до меня донеслось, что какой-то автомобиль, легковой или грузовой, подъехал к усадьбе. Дедов голос, торжественный и сердитый, заставил окончательно проснуться. Я сел в кровати, прислушался. В небе за окном сверкали звезды.
А дед замолчал. Слышно было звяканье стекла и льда, отдаленное бульканье жидкости, текущей из узкого горлышка, потом другой, спокойный голос, тоже знакомый, — голос Лу Мэки.
