Экспедиция в Западную Европу Сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова | страница 4

— Жалко его, — растроганно сказалъ онъ, выпрямляясь, — я такъ люблю животныхъ…

— Что это у тебя сейчасъ упало?

— Ахъ, чертъ возьми! Пуговица.

Такъ онъ и ѣздилъ съ нами — веселый, неприхотливый, пускавшiйся иногда среди шумныхъ бульваровъ въ плясъ, любующійся на красоту міра и таскавшій за обрывокъ ручки свой ужасный полураскрытый чемоданъ, изъ котораго изрѣдка вываливался то тюбикъ краски, то ботинокъ, то фаянсовая пепельница, то рукавъ сорочки, радостно подпрыгивавшій на неровностяхъ тротуара.

Мифасовъ радуется.

Второй членъ нашей экспедиціи — Мифасовъ (псевдонимъ) былъ молодцомъ совсѣмъ другого склада. Я не встрѣчалъ человѣка разсудительнѣе, осмотрительнее и освѣдомленнѣе его. Этотъ юноша все видѣлъ, все знаетъ — ни природа, ни техника не являются для него книгой тайнъ. Ему 25 лѣтъ, но по спокойному достоинству его манеръ и мудрости сужденій — ему можно дать 50. По внѣшности и костюму онъ полная противоположность бѣднягѣ Крысакову. Все у него зашито, прилажено, манжеты аккуратно высовываются изъ рукавовъ, не прячась внутрь и не вылѣзая на четверть аршина, воротничекъ разсудительно подпираетъ щеки и шея повязана настоящимъ галстукомъ, а не подкладкой отъ рукава стараго сюртука (излюбленная манера Крысакова одѣваться шикарно).

Освѣдомленность Мифасова приводила насъ въ изумленіе. Уже спустя нѣсколько часовъ послѣ отъѣзда изъ Петербурга, этотъ энциклопедическій словарь, эта справочная машина заработала.

— Мы будемъ проѣзжать черезъ Минскъ? — спросилъ Крысаковъ.

— Что вы! — поднялъ плечи Мифасовъ. — Гдѣ наша дорога, а гдѣ Минскъ. Совсѣмъ противоположная сторона. Неужели, вы даже этого не знаете?

Въ глазахъ его свѣтилась ласковая укоризна.

Мы проѣзжали черезъ Минскъ.

— Мифасовъ! — сказалъ я, наклоняясь къ нему (онъ, лежа, читалъ книгу). — Ты говорилъ, что Минскъ въ сторонѣ, а между тѣмъ мы его сейчасъ проѣхали.

Онъ скользнулъ по мнѣ взглядомъ, сомкнулъ глаза и захрапѣлъ.

Передъ Нюрнбергомъ онъ долго и подробно разсказывалъ о красотѣ замка Барбороссы и потомъ по, нашей просьбѣ, сообщилъ старинное преданіе о знаменитомъ тысячелѣтнемъ дубѣ, посаженномъ во дворѣ замка графиней Брунгильдой. Притихшіе, очарованные, слушали мы прекрасную легенду о Брунгильдѣ.

Въ одномъ только Мифасовъ, разсказывая это, оказался правъ — онъ, дѣйствительно, разсказывалъ легенду: потому что дерево, какъ выяснилось, посадила не Брунгильда, а Кунигунда — и не дубъ, а липу, которая по, сравненію съ тысячелѣтнимъ дубомъ, была сущей дѣвчонкой.