Гармонія ихъ дружбы порождаетъ высокомѣрное презрѣніе, проклятіе котораго несемъ мы, съ Южакинымъ.
Оно ложится на наши плечи при входѣ въ каждую картинную галлерею и снимается только при выходѣ.
Высказывать сужденія мы можемъ лишь очень осторожно, заходя издалека и сваливая въ началѣ на себя всю вину за мнимые недостатки картины.
Говоря, напримѣръ, о какой нибудь нимфѣ Рубенса:
— А что, Крысаковъ, — я въ зтомъ дѣлѣ профанъ — бокъ то у нея какъ будто того… жирноватъ?..
— Сами вы жирноваты… Гдѣ?
— Вонъ, Крысаковъ, во-онъ… Не то, пенснэ мое замутилось… Какъ будто жирноватъ, бочекъ-то… Хе-хе-хе…
— Ни черта вы не понимаете!
Вы, съ тупой радостью:
— То-то, Крысаковъ, ни черта. Какъ есть-ни черта. Такъ, скажешь иной разъ, самому даже стыдно, — бокъ жирноватъ! — Господи…
Тогда, тронутый вашей скромностью, Мифасовъ можетъ сказать:
— Немножко есть. Манера такая.
— Да ужъ ихъ, Рубенсовская, манера извѣстная, — говорю я въ этомъ случаѣ, но очень осторожно и иду подѣлиться съ Южакинымъ.
— Видите, Южакинъ, — бокъ, дѣйствительно, не-того… жирноватъ.
— И бедра, — спѣшитъ пропустить, за одно, Южакинъ.
Или такъ:
— Не пойму я, Мифасовъ, что только у меня съ глазами дѣлается?.. Рисуночекъ вотъ тутъ маленькій, перомъ… Не вижу я носа и не вижу… Ровно безъ носа…
— Сами вы, Сандерсъ, безъ носа, — отвѣчаетъ, за деликатнаго Мифасова, Крысаковъ.
— Тѣнь, — изысканно объясняетъ Мифасовъ. — Носъ есть, только вы его не видите… Штрихи…
— Ишь до чего дошли, — тихо дивитесь вы. — Тоже не каждому дано…
На улицѣ становится легче, а если прижать одного изъ нихъ за кружкой пива, пока другой тѣшится, вдалекѣ, виномъ, то и совсѣмъ легко.
— Что это, Крысаковъ, — Мифасовъ, все — Ботичелли да Ботичелли? Только и слышно.
— Любитъ… геніальный художникъ, — коротко отвѣчаетъ Крысаковъ.
— Геніальный… Только вотъ животы у него какіе то непонятные — особенно у женщинъ… Словно бы груши резиновыя?.. Нездоровые, что ли?..
— Условность, — пожимаетъ плечами Крысаковъ. — Я его и самъ не особенно, признаться, долюбливаю.
— Чертъ бы его взялъ, — мститъ за старое Южакинъ. — Вотъ Рубенсъ — это такъ! Это я понимаю!
Глаза Крысакова вспыхиваютъ…
— Я, Мифасовъ, все насчетъ Рубенса хотѣлъ васъ спросить… Мальчиковъ онъ тамъ рисуетъ, знаете?.. Такъ вотъ очень ужъ они на пирожки съ вареньемъ смахиваютъ.
— На пирожки? — не сразу догадывается Мифасовъ. — Розовые они такіе, пухлые, это вы хотите сказать?
— Это самое. Крысаковъ ихъ, знаете, любитъ! Вотъ любитъ!.. Жирное вообще уважаетъ…
