Чёрная кошка | страница 2



Но действие алкоголя все усиливалось, и даже Плутон, который от старости стал также угрюмее прежнего, начал испытывать взрывы моего бешенства.

Однажды, когда я возвратился пьяный с кутежа, мне показалось, что Плутон меня избегает. Я схватил его, но он, испуганный насилием, легонько укусил мне руку. Тут я уже не помню, что сталось со мною; на меня напал такой припадок пьяного, дикого, демонического бешенства, что я выхватил нож и, схватив несчастное животное за горло, выколол ему один глаз. Я краснею, я горю со стыда даже теперь, описывая этот проклятый, зверский поступок.

Утром, когда я проспался и пары алкоголя улетели из моей головы, я почувствовал чувство ужаса, стыда и раскаяния к моему преступлению. Но и это не подействовало на мою душу, и я скоро потопил в вине даже и самое воспоминание о моем жестоком поступке.

Между тем, кот выздоравливал медленно. Хотя орбита вытекавшего глаза представляла ужаснейшее зрелище, но, казалось, животное уже не страдало больше. Оно ходило по дому, как и прежде, но избегало меня с видом крайнего ужаса. Сначала это меня огорчало, но потом это чувство сменилось раздражением. Тогда же появился во мне, для моей окончательной погибели, дух «противоречия»… Я готов был истязать сам себя до боли, до бесчувствия, насиловать свою природу, делать зло из любви к злу, и это-то чувство заставило меня совершить заранее обдуманную казнь животного. Однажды я надел ему затяжную петлю на шею и повесил на ветке дерева в саду. Я его повесил, сам чуть не плача, сам сознавая, что оно меня любило и никогда не подавало мне причины злиться, повесил потому, что сознавал, что этим самым совершаю смертный грех, который никогда не будет мне прощен… И все это под влиянием духа самоистребления, самоистязания.

Ночью того дня, когда мною был совершен этот возмутительный поступок, меня разбудил страшный крик: «пожар, пожар!» Даже занавеси моей кровати были уже в пламени. Уже весь дом был в огне. Только с большим трудом удалось спастись мне, жене моей и прислуге. Разрушение было полное, все мое состояние было погребено под дымящимися развалинами дома, и я, потеряв все, что имел, предался самому глубокому отчаянию.

Я не только описываю преступление и наказание, но я передаю целый ряд фактов и не могу опустить ни одного звена. На следующий день я осматривал развалины. Стены, за исключением одной, упали. На оставшейся стене вся лепная работа была цела, может быть потому, что была недавно вновь реставрирована, и штукатурка еще не высохла. Целая толпа зевак окружала стену, и с видимым любопытством рассматривала что-то. Слова: «Странно! удивительно» возбудили и мое любопытство; я подошел и увидал на белой поверхности стены, словно барельеф, высеченный рукою художника, громадное изображение кошки. Изображение было поразительно верно и, в довершение всего, на шее у животного ясно виднелась петля и веревка.