— Тут вопрос обычного здравого смысла, — сказала она мне. — Если мы хотим тебя уберечь, что нам делать? Как по-твоему?
Я попробовал догадаться:
— Надевать на меня плащ, когда дождь идет?
Похоже, это был не слишком удачный ответ, но папа превратил все в шутку:
— Плащ и впрямь лучше надевать, когда дождь идет, чем когда он стоит.
— Нет-нет, — сказала мама, не обратив внимания на папину остроту. — Я говорю не о погоде, а о доме. Все было сделано для того, чтобы он стал для тебя совершенно безопасным приютом.
— Да, но нет веры, что это так уж верно, — сказал папа, — хотя и неверно было бы уверять, что совсем неверно. Как тут верить с полной уверенностью?
Мама посмеялась, ведь папа пытался быть остроумным, но в этом смехе сквозил намек, что хватит уже перебивать ее; потом она перечислила мне все меры, предпринятые ими ради моей безопасности. К примеру, они сделали все электрические розетки с заслонками, чтобы я не мог сунуть туда пальцы и не погиб ужасной смертью, когда волосы встают дыбом и глаза вылезают из орбит, как у кота из мультяшки или как у того преступника, которого президент Буш отправил на электрический стул. Они закрепили на каждом углу стола и кухонной стойки пластиковые закругленные уголки, чтобы я не мог об них ушибиться и меня не увезли в больницу на «скорой» с ужасной раной на голове, чтобы я не писал кровью и не ходил потом со шрамами от швов, чтобы родителям не пришлось стоять у моего изголовья и рвать на себе волосы от страха за меня и от чувства вины. Еще они поставили блокировку на тумблеры кухонной газовой плиты, чтобы я не мог по неосторожности обжечься, сунув руку в пламя, или подпалить занавеску, отчего может сгореть целый дом, а я сам тогда превратился бы в маленькую груду обугленной плоти, как иракский солдат, среди дымящихся руин нашего дома, и все это как раз тогда, когда папа только-только подписался на второй ипотечный кредит. Даже сортир был переоборудован так, чтобы, когда я писаю, сиденье унитаза не могло захлопнуться, ушибив мой пенис, ведь это наверняка было бы ужасно больно. А когда мне нужно покакать, я должен обязательно позвать маму, чтобы она со всеми предосторожностями отцепила крючок и водворила сиденье на место.
Мама знала все эти вещи благодаря тому, что посещала курсы под названием «Родители и дети». Там рассказывали не только про то, как обезопасить дом, но и о множестве других вещей, к примеру как надо уважать собственных детей, выслушивать их, а не обращаться с ними, будто со слабоумными, как было принято в старину, но, должен сказать, мама никогда не считала меня слабоумным. У нас с ней все почти как у Марии с Иисусом: Мария никогда не притесняла своего сына, ибо она ведала, что ему уготован священный жребий, поэтому она лишь оберегала и вдумчиво лелеяла глубоко в сердце все связанное с ним. Но есть разница, притом значительная: кто-кто, а я отнюдь не намерен окончить свои дни, приколоченный гвоздями к кресту, это уж будьте уверены.
