— летучие мышки. Название очень точное: попугайчики имеют привычку устраиваться на ночлег, повиснув ка дереве вниз головой.
Наша коллекция росла не по дням, а по часам. Теперь мы беспрерывно занимались сооружением новых клеток, кормлением животных и поддержанием порядка; правый борт «Крувинга» пришлось превратить в передвижной зверинец, причем клетки громоздились на палубе до самого навеса. Последний экземпляр «зоопарка» заставил нас потрудиться больше обычного. Его принес ранним утром молодой даяк. Он стоял на берегу, держа высоко над головой ротанговую корзинку.
— Туан, — позвал охотник. — Тут беруанг. Хочешь?
Я попросил его подойти к борту. Он протянул мне корзинку. Я заглянул внутрь и осторожно вытащил пушистый черный комочек. Это был крошечный медвежонок.
— Моя ходил в лес и нашел, — сказал охотник. — Мамы нет.
Младенцу было не больше недели от роду, у него еще не открылись глаза; он лежал, задрав вверх розовые пяточки довольно крупных ножек, и сучил ими, жалобно скуля. Я вручил охотнику гонорар в виде нескольких плиток соли, а Чарльз побежал на корму разводить в бутылочке сгущенное молоко. Рот у медвежонка был огромный, но сосать из соски он не мог. Мы все больше и больше увеличивали дырку, пока молоко не начало выливаться само. Оно стекало у него по губам, но в рот не попадало. Мы засовывали соску и так и этак, медвежонок чмокал, сопел и обиженно хныкал от голода, но не глотнул ни капли. В отчаянии мы отставили бутылочку и попытались кормить с помощью пипетки. Я схватил медведя за голову, а Чарльз, просунув пипетку между деснами, впрыснул молоко малышу в глотку. Медвежонок сглотнул и немедленно разразился приступом кошмарной икоты, сотрясавшей все его крохотное тельце. Мы принялись поглаживать его, похлопывать и чесать вздувшееся розовое брюшко. Наконец он успокоился, и мы предприняли новую попытку. За час удалось заставить его выпить десять граммов молока. Обессилен от тяжких трудов, медвежонок заснул.
Не прошло и полутора часов, как он завыл, требуя пищи; второе кормление прошло значительно легче. Спустя два дня ему удалось сделать первый глоток из соски, и мы поняли, что у нас появился реальный шанс сохранить питомца.
Мы уже прожили в деревне дольше, чем планировали. Как ни жаль, нора было уезжать. Даяки спустились к пристани пожелать нам счастливого пути, мы тепло распрощались и двинулись со всем зверинцем дальше по реке.
Бенджамин — так мы окрестили медвежонка — оказался очень требовательным младенцем и просил есть днем и ночью каждые три часа. Стоило нам чуть замешкаться, как он впадал в такую ярость, что начинал весь трястись мелкой дрожью, а его крохотный нос и зев густо краснели от злости. Кормление превратилось в крайне неприятную процедуру; дело в том, что у Бенджамина отросли длинные острые когти, а сосать из бутылочки он соглашался только при условии, что при этом будет царапать руки держащего его кормильца.
