Джуна выглядела воодушевленной.
— Да, — тихо сказала Нина. — Это все, что осталось от мужа.
В 1947 году ей исполнился двадцать один год. Уже три года, как Нина танцевала в труппе, пять — если считать военное время. Когда коллектив Большого театра эвакуировали на Волгу, она осталась в филиале. Нина стала одной из двух выпускниц, принятых в основной состав. Мечта воплотилась в жизнь, но это не было для нее полной неожиданностью.
С момента приема в хореографическое училище Нина выделялась среди других учениц. Она никогда не жаловалась на бесконечные репетиции — десять лет плие и релеве. Ягодицы всегда плотно сжаты. (На первом же занятии преподаватель сказала: «Представьте, что там у вас зажат трамвайный билет. Не дайте ему упасть на пол».) Десять лет шассе по наклонной поверхности деревянного пола, периодически сбрызгиваемого из леек. Десять лет запотевших от влаги и человеческого пота окон. Постоянная ноющая боль. Начиная от первого года учебы, когда в стайке других маленьких девочек в белых платьях она, завидев проходящего по коридору взрослого, должна была делать реверанс, и до последнего, когда одевалась в черное трико и обтягивающие каждую мышцу на ноге белые колготы, Нина Ревская спокойно воспринимала критические замечания преподавателей, их ежеминутные поправки и казавшиеся несколько унизительными прикосновения. «Отведи плечи немного назад». «Подними подбородок выше». Нину ободряли их чуть завистливые, одобряющие реплики, тень удовольствия, мелькавшая на лицах, когда ученица вращалась на месте или прыгала. «А теперь прыжок баска. Покажи все, на что ты способна». То, что все преподаватели помнили ее по имени, доказывало: они выделяют Нину среди сверстниц. Еще маленькой девочкой, без каких-либо связей или протекции, она участвовала в массовках во время оперных представлений или получала детские роли в балете: мышки, цветка, пажа… Постепенно ее мускулы наливались силой, сухожилия удлинялись, тело становилось сухопарым, а позвоночник — гибким. Каждое ее движение было выверенным и филигранным. Но главными достоинствами, выделяющими Нину из массы, были самопожертвование, честолюбие и самодисциплина. Она занималась до седьмого пота, не обращая внимания на ручейки солоноватой жидкости, скатывающиеся по лицу, шее, рукам и груди. Над ней просто довлела тирания самосовершенствования. Она хотела узнать собственные физические возможности, расширить их несмотря на усталость и боль в теле. Нина полностью выкладывалась на занятиях и часто оставалась после их окончания, отрабатывая тройной пируэт до тех пор, пока ее лицо не становилось красным как помидор. Она даже набивала руку в раздаче автографов, словно это могло способствовать ее будущему успеху.
