Песочницу помню. Давил лягушек… Маленький был. Утро было… Холодно… Чёрт! Опять колотить начинает. Лягушек много было… Наступлю, погляжу. Где этот таз идиотский? Тьфу! Желчь одна… неделю не ел… Лягушки! Зачем я их давил?! Теперь меня кто-то давит. Врач обещал… Идиот какой-то: обещает, а сам в глаза не смотрит. Врёт, наверное, ещё неделю валяться. Его бы, как лягушку. Хотя жалко лягушек. Скакали себе… Песок был мокрый… Тополя качались вокруг. Какие-то отморозки приходят и давить начинают. Какой смысл? Впрочем, нигде его нет. Вот лежу, и колотить опять начинает. Где смысл? Ещё бы утро, хоть одно… На восход поглядеть, как звёзды гаснут. Чтобы воздух свежий… Ночник бы потушить… Неба не видно. Ничего, сам скоро бу- ДУ-
Фотографию повесят в комнате… Чёрт! Фотография! Какая-то фотография в куртке лежит… Чья фотография? Куда память делась? Девушка… Точно, девушка! Что за девушка? Как выглядит, не помню… Вроде бы лицо белое… Тьфу! Опять это наваждение.
Что за девушка? Ох! Опять эти подонки притащились! Любуются… Что, ямку уже выкопали? А веночки купили? Неужто вслух спросил? Плачет кто-то… В глазах, словно дым какой-то… Кто там плачет? О-о-о! Снова это лицо! Не одно уже. Плечи появились… И опять воет и наваливается, наваливается… Мошкара, какая-то вокруг. Какая ледяная… Наваливается… воет как жутко… Проваливаюсь… Чувствую — всё! Скорей бы… Какая боль… Всё взрывается… Вихри мошкары и лицо белое… По пояс уже. Зачем я лягушек давил? Кричать, кричать! Только скорее! Кубики цветные. Под деревом… Скорее! Ну, есть же кто-то где- то. Есть ли?
Было ещё темно, когда я очнулся. Какое-то непривычное тепло ощущало уставшее от озноба тело. Слабость была, но какая-то покойная. Смог повернуть голову. Они были здесь. Мать, отец, брат. Стояли, прижавшись друг к другу. Плакали и смеялись. Смеялись и снова плакали. В уголке сидел врач. Вид у него был растерянный и немного смущённый: обещание не выполнил. Я попросил выключить ночник и уйти. Ласково попросил, сказав, что устал. Они ушли, но я не хотел спать, хотя действительно устал. Я смотрел за окно. Там больше не выло. Там в медленно белеющей тишине гасли звёзды. Это был рассвет. Это был лучший рассвет. Мой рассвет. И думалось мне, быть может, и впрямь где-то кто-то есть. Кто-то, могущий подарить человеку ещё один рассвет. Пусть даже человек этот всех проклинал и всех ненавидел.
И ещё я думал о фотографии, лежащей в куртке. На ней и впрямь была девушка, правда, совсем ещё маленькая. Она улыбалась мне, прижимая мяч к платью с цветными кубиками.
