— Знаете ли вы Юрия Ефимова? — Вот оно!
— Конечно, — бормочу я. — Мы вместе работали на базе в Красной Поляне.
— И часто вы с ним встречались?
— Нет, не очень. Мы порознь водили экскурсии в горы.
— Но все-таки встречались?
— Да, встречались.
— И о чем же вы беседовали?
— Я не помню… Обо всем… О работе, об экскурсиях, о маршрутах.
— А он не читал вам своих стихов? — Боже! И это!
— …Да, иногда читал.
— О чем же были его стихи?
— Я плохо помню.
— А вы припомните! — с издевочкой и вроде с любопытством. Я молчу. Я знаю, что бы ни сказать — все плохо (хотя ведь и на самом деле никаких «антисоветских» стихов не было).
— А фамилия «Каткова» вам знакома?
— Да, — запинаясь говорю я. — Это знакомая Ефимова. И чтобы не дать поставить какой-нибудь каверзный вопрос, сама поспешно прибавляю: — Она была за что-то арестована, мне говорил Ефимов, только он не знал, за что.
Поразительно! Моя уловка удалась. По-видимому, Мария Аркадьевна удовлетворена моим ответом и переходит к чему-то другому. Так как-то вяло, неопределенно проходит допрос о Юре Ефимове и даже не записывается в протокол. Счастливая звезда хранит его! Я уже не вернусь, но пусть хоть он останется.
Спустя двадцать лет я прочла то, что он писал в эти дни, в осенние дни 1935 года. Это был целый цикл стихов, который он позже окрестил «Крокодиловыми слезами». Вот одно из них:
Огромным циркулем обводит
Свой круг зима. Грядет зима.
Я вновь приговорен к свободе,
Чтоб самому просить ярма.
И оправданье хуже каторг.
Его ношу я, как паршу.
Судьба, ты — кат и провокатор,
Я вновь кассации прошу.
Но это — только полуправда. Защита против самого себя. Полная правда слишком непереносима. Ее не выговоришь. Он не был «вновь приговорен к свободе», он ее выбрал для себя раньше. Навсегда.
И уйти от этого было уже некуда. Нелегко жить с паршой на теле, а на душе — тем паче. Он испил чашу до дна.
Теперь я уже понимаю, что я — человек конченый — не свой, не советский, мне нет места среди нормально, здраво и правильно рассуждающих советских людей. Я уже в их мир не вернусь.
И все же мне чувствуется, что дело мое как-то топчется на месте, подвигается плохо. Каждый новый допрос — новая тема, а прошлая куда-то отметается. Моему делу явно не хватает основного звена, за которое можно ухватиться и успешно привести дело к концу.
Так проходит ещё около месяца, и вот, наконец, такое звено найдено.
Довольно болтовни о «добровольно-принудительных» займах и прочей ерунде. Все это было подготовкой, рыхлением почвы, так сказать.
