В конторе меня ждали двое: один военный, другой штатский. Оба встали при моем появлении.
— Евгения Николаевна? — вежливо спросил меня штатский. — Вы на турбазе живете?
— Да, — ответила я в полном недоумении.
— Пройдемте к вам.
— Зачем?
— Пройдемте, мы вам объясним.
Мы вышли из конторы и стали подниматься вверх по тропинке, ведущей к моей квартире. Я почувствовала, как ноги становятся ватными.
— Подождите… — прохрипела я, так сдавило мне горло. — Что-то случилось с сыном?.. Крушение поезда?.. Или вообще, погиб?
— Нет-нет, что вы! — учтиво успокоили меня спутники.
— С вашим сыном ровно ничего не случилось. Он благополучно прибыл в Москву.
У меня на минуту потемнело в глазах, но потом отлегло. «Слава Богу!»
— Так что же? — недоумевала я.
Дома один из моих спутников протянул мне бумажку.
Это был ордер на обыск и арест. Совершенно четко стояла моя фамилия.
Я недоверчиво покачала головой:
— Этого не может быть. Это какое-то недоразумение. Это какая-то другая Фёдорова.
Безукоризненно вежливо, но непреклонно военный объяснил мне, что это их не касается, что «там» разберутся, а пока я именно «та самая» Фёдорова, которая значится в ордере и за которой они пришли.
Производить обыска они у меня не стали. Поворошив фотографии, которых целая гора валялась у меня на столе, подарки туристов и мои собственные, они забрали мой паспорт и «трудовой список» — документ, позже замененный в Советском Союзе «трудовой книжкой», и предложили, чтобы «не беспокоить туристов», перемахнуть через низкую ограду и обойти турбазу по круговой дороге.
— А куда же мы пойдем? — недоуменно спросила я.
— Ну, — чуть замявшись объяснил мне военный, — в учреждение… В милицию.
— Ну в милицию, так в милицию, — согласилась я. — Только поскорей, ведь туристы ждут…
Удивляюсь, как они не расхохотались. Но они даже не улыбнулись. А, может быть, им и немного жалко было такую ДУРУ?
— Вы бы захватили пару белья… Что-нибудь из одежды, — осторожно посоветовал один.
— Зачем?! — отмахнулась я с досадой. — Я же знаю, что меня сейчас же отпустят. Ведь это просто недоразумение!
Он пожал плечами.
Так я ничего и не взяла — совсем ничего, кроме пустого рюкзака, который, скорее по привычке, вскинула на плечо, сунув туда тоненький томик стихов Сельвинского «Тихоокеанские стихи». Да еще болтался в рюкзаке компас, который, как выяснилось позже, теперь мне был совсем ни к чему.
