«Я тоже этого не понимаю», — заметил Мартин, и Флоренсия взорвалась. «Конечно! — закричала она. — Конечно, ты не понимаешь, потому что вы, красавцы, никогда ничего не понимаете. Куда уж вам понять, когда все в жизни создано для вас? У людей лицо расплывается в улыбке, когда они видят вас, всем нравится на вас смотреть. Все любят делать подарки красивым, угождать им, вас балуют, вам позволено все, даже самое запретное, будто небесная красота — ваша личная заслуга, будто лицо — это зеркало души. Какая глупость, Мартинсито! Лицо — это всего лишь доказательство того, насколько обманчива внешность. Посмотри на себя — ты так красив, что выглядишь просто дурачком…»
Через несколько дней, после того как Мартин неоднократно упрашивал, задабривал сестру и успешно притворялся дурачком, она наконец согласилась рассказать историю до конца. Тогда он узнал, что однажды бабушка Магдалена устала ждать у окна своего возлюбленного, устала от своей красоты и, не понимая, за что судьба к ней так несправедлива, решила искать утешения тремя этажами ниже, на мостовой внутреннего двора.
«Вот она, красота», — заключила пятнадцатилетняя Фло, и эти слова стали с тех пор его приговором и проклятием. Мартин так и не понял, почему его красота имела такое влияние на других, в особенности на женщин, которых он любил. Фло, у которой на все был ответ, могла бы в этом случае сослаться на народную мудрость, гласившую, что «недостаточно иметь орудие, нужно еще и уметь пользоваться им». Она могла бы также повторить какую-нибудь из любимых присказок мамы Росы, которые та с такой грустью произносила, поглаживая Мартина по голове: «Мандинга ничего не дает даром, Тинтин… с мандингой, малыш, ввек не расплатишься». Однако теперь Фло сидела с кляпом во рту, связанная по рукам и ногам Величайшей Глупостью, которая, как известно, никого не способна слушать, заставляя свою жертву чувствовать себя непобедимой, делая ее слепой, глухой и бесчувственной ко всему, что не связано с любимым человеком.
«С Инес все будет по-другому», — поклялся себе Мартин: воспоминания обо всех любовных кораблекрушениях (случавшихся всегда по одной и той же причине: он не умел употреблять свой «дар» себе на пользу) были загнаны в угол и не могли испортить ему настроение.
Солнечное утро было таким безоблачным, что Мартин решил верить во все хорошие предзнаменования. А их было немало, потому что день выдался действительно великолепный: запела птичка на ветке — и Мартин воспринял это как добрый знак, таксист уступил ему дорогу, что опять показалось ему предвестием удачи, а когда часы на улице Ареналь подарили ему замечательное симметричное число — 13.31, — Мартин сказал себе, что жизнь прекрасна. «К черту мандингу», — решил он; ему никогда не составляло труда уверить себя в том, в чем хотелось. «Видишь? Что я тебе говорил? — спросил он себя и с уверенностью, с какой люди осуждают ошибки других, заключил: — У меня с бабушкой Магдаленой ничего общего, кроме красоты,
