В гостиной лежали тяжелые гантели.
— Извините, что помешал вам укреплять здоровье.
— Ничего. Я на здоровье не жалуюсь. В свои пятьдесят два к врачам обращаюсь лишь за справкой для загранкомандировок.
— Где вы работаете?
Он взял со стола бумажник, достал визитную карточку и протянул мне.
«Василий Петрович Гриндин. Международный отдел ВЦСПС».
— Хотите кофе?
— Не откажусь.
В кухне была стерильная чистота. На тумбе стояла красивая кофеварка «Эспрессо». Гриндин включил ее.
— Чем вам милиция не угодила, Василий Петрович? — спросил я.
— Среагировали бы на мои сигналы, и не было бы такого утра, как сегодня, — ответил он, подавая мне чашку кофе. — С тех пор как у Надежды Андреевны поселился этот бородатый бездельник, наш покой, мягко выражаясь, нарушился. Жена подтвердила бы мои слова, но она сейчас в санатории. Пьянки, гулянки до утра, причем все начинается, когда нормальные люди уже отгуляли свое. Одно слово, богема. А ваши товарищи не среагировали. Не среагировали, и все тут. А следовало бы среагировать. Как там у вас говорят? Профилактика преступления. — Гриндин по-светски отглотнул горячий кофе и так же бесшумно поставил чашку на блюдце. — Простите, как, вы сказали, ваша фамилия?
— Бакурадзе.
— Я не знал, что в московском уголовном розыске работают грузины.
— Не все, далеко не все. Чудесный кофе. Спасибо.
— Бразильский. Привез неделю назад из Рио-де-Жанейро. Вы не были в Рио?
— Не доводилось. Когда вы в последний раз звонили в милицию?
— Месяца полтора назад.
— Почему сегодня ночью не позвонили?
— Не видел смысла. Я же вам сказал, на мои звонки милиция не реагировала. Вот вам и результат. Этот подонок убил прекрасную женщину в расцвете сил…
— Вы разрешите осмотреть вашу квартиру?
— Осматривайте, если вам надо.
Собственно, меня интересовала одна спальня, так как она примыкала к квартире Комиссаровой, точнее к единственной комнате Комиссаровой. Спальня была обставлена белой мебелью в стиле Людовика. На полу лежал белый пушистый ковер. Я опешил от этой белизны и остановился в дверях, опасаясь переступать порог.
— Входите, входите, — сказал Гриндин.
Я вошел в комнату с сознанием, что вхожу в чужую спальню, неловко и осторожно ступая, чтобы не помять белый ковер. Здесь даже телефонный аппарат был белым. В такой спальне и любовь должна быть белой. Господи, как надо любить жену, чтобы с такой старательностью и вкусом обставить комнату, где проходит ночь, подумал я.
— Разрешите позвонить?
— Пожалуйста, пожалуйста.
