— Вряд ли ей это понравилось.
— Точно. Она сказала, что если мне не нравится, как она приводит в порядок мою одежду, то я хорошо знаю, где находится стиральная машина. Тогда я открыла магнитофон, который она держала на кухне, вытащила оттуда кассету и швырнула ее на пол. Она разбилась, пленка вывалилась, короче, кассета была испорчена.
Я слушал.
— Я замерла. Не могла поверить, что так поступила. Думала, она меня убьет. Но вместо этого она отложила свое занятие, подняла пленку, вся из себя спокойная, и посмотрела, что это за кассета. «Джеймс Тейлор, — сказала она. — На ней была песня „Улыбающееся лицо“. Моя самая любимая. Знаешь почему? Каждый раз, когда она начинается, я вижу твое лицо и улыбаюсь, потому что люблю тебя». Или что-то в этом роде. И добавила: «Это моя самая любимая песня, и каждый раз, слушая ее, я думаю о тебе и о том, как сильно тебя люблю. И сейчас мне особенно хотелось бы послушать эту песню».
Глаза Синтии увлажнились.
— Ну и после школы я села в автобус, поехала в магазин и разыскала эту кассету. Она называлась «ДТ». Я купила ее и принесла домой. Мама сорвала целлофановую обертку, поставила кассету в магнитофон и спросила, не хочу ли я послушать ее любимую песню.
Одинокая слеза сбежала по ее щеке и упала на кухонный стол.
— Я обожаю эту песню, — сказала Синтия. — И так по ней скучаю.
Позднее она позвонила Тесс. Просто так, поболтать. После разговора поднялась в гостевую спальню со швейной машиной и компьютером, где я печатал на старенькой «Роял» записки своим ученикам, и по ее покрасневшим глазам я догадался, что она снова плакала.
— Тесс думала, что у нее смертельная болезнь, но все обошлось. Она не хотела говорить мне, считала, что у меня и без нее забот хватает, поэтому решила не нагружать меня своими неприятностями. Она так и сказала — «нагружать». Ты можешь себе представить?
— Это какое-то безумие, — согласился я.
— И тут выяснилось, что на самом деле ничего такого нет, и она может рассказать мне все, но я бы предпочла знать тогда, вовремя, ты понимаешь? Потому что она всегда была рядом со мной и в любой беде… — Синтия схватила бумажный платок и высморкалась. — Страшно даже подумать, что я могла потерять ее.
— Знаю. Мне тоже.
— Когда ты вдруг стал таким счастливым, это не имело никакого отношения…
— Нет, — перебил я. — Разумеется, нет.
Наверное, я мог сказать ей правду. Позволить себе все ей поведать, но предпочел умолчать.
— О черт! — спохватилась она. — Тесс просила, чтобы ты позвонил. Наверное, хочет рассказать тебе обо всем сама. Не говори ей, что уже знаешь. Ладно? Я ведь не могла промолчать, ты понимаешь?
