Одна из тропинок вела на поляну; на мокрой траве еще сохранялись чьи-то следы. Я пошел по ним, стараясь проскользнуть сквозь лесную поросль. Следы привели меня к небольшому холмику, над которым возвышалась полуразрушенная хибарка, выложенная из строительных отходов.
"Он, должно быть, там, - подумал я. - Хорошо выбрал наблюдательный пункт".
Я пробрался поближе к строению. Легкий шорох выдал его присутствие, и действительно, через дверной проем я увидел, что он сидит ко мне спиной.
В два скачка я набросился на него. Он попытался навести на меня пистолет, который держал в руках. Но выстрелить не успел, я повалил его на землю, скрутил ему руки за спину и коленом придавил грудь.
- Послушай, малый, - шепнул я ему на ухо, - я Арсен Люпен. Ты сейчас же и добровольно вернешь мне мой бумажник и сумочку дамы... за это я вытащу тебя из лап полиции и зачислю в компанию моих друзей. Одно только слово: да или нет.
- Да, - прошептал он.
- Тем лучше. Сегодня утром ты красиво обстряпал это дело. Мы поймем друг друга.
Я встал. Он порылся в кармане, достал оттуда большой нож и попытался ударить меня.
- Идиот! - воскликнул я.
И одной рукой я парировал удар, а другой со всей силы врезал по сонной артерии. Он упал как подкошенный.
Я нашел свой бумажник с документами и деньгами. Но мне было интересно порыться в его кошельке. На конверте, который я обнаружил, было написано: Пьеру Онфрэ.
Я вздрогнул. Пьер Онфрэ, убийца с улицы Лафонтена, в Отей! Пьер Онфрэ, человек, зарезавший мадам Дельбуа и двух ее дочерей. Я склонился над ним. Да, это было то самое лицо, которое в купе напомнило мне промелькнувшие когда-то черты.
Но время шло. Я сунул в конверт две купюры по сто франков, визитную карточку и записку:
"Арсен Люпен - своим коллегам Оноре Массолю и Гастону Деливье, в знак признательности".
Затем положил конверт на виду посреди комнаты. Рядом - сумочку мадам Рено. Мог ли я не вернуть ее замечательной попутчице, которая помогла мне?
Каюсь, но я все же вынул оттуда все, что представляло какую-то ценность, оставив лишь черепаховую расческу и пустой кошелек. Какого черта! Дело есть дело. К тому же ремесло ее мужа слишком постыдно!..
Но что делать с этим человеком? Он зашевелился. Что же делать? У меня не было желания ни спасать его, ни выносить приговор.
Я отобрал у него револьвер и выстрелил в воздух.
"Эти двое сейчас явятся, - подумал я, - пусть сам выпутывается! Все будет так, как предначертано судьбой".
