Если иконический знак детерминирован своей внутренней структурой, то символ предстает детерминированным лишь внешней конвенцией; внутренне же символический знак произволен, случаен (arbitrary). Причем сложность языковой системы предстает при таком подходе не только как манифестируемая особой организацией знаков разного типа, но и как проявляющаяся в ее гетерогенности, наличии в разных ее участках индексов, иконических знаков и символов; различие трех основных классов знаков - это лишь различие в относительной иерархии. В основе разделения знаков на иконические знаки, индексы и символы лежит не всеобъемлющее наличие или полное отсутствие подобия или смежности между означающим и означаемым, равно как и не исключительно фактический или исключительно условный, привычный характер связи между двумя составляющими, а лишь преобладание одного из этих факторов над другими. Поэтому в классификации семиотик и самих знаков можно учитывать различные степени "знаковости"65.
Классификация Пирса - Якобсона представляет альтернативу тезису Соссюра о немотивированности и произвольности знака66. Представляется совершенно справедливым замечание Якобсона о том, что если бы работы Пирса были опубликованы тогда, когда он их написал (то есть до Соссюра), а не в 30-е годы, то все развитие наук о языке могло бы пойти по иному пути67.
Таким образом, свойственные современной семиотике представления о знаке связаны с общей характерной чертой эпистемологических парадигм, актуализуемых современными исследовательскими программами: отказаться от противоположения детерминизма и индетерминизма, трактовать их как взаимодополнительные подходы или инструменты человеческого познания и преодолеть ограниченность классического детерминизма, сняв противопоставление необходимости и случайности. Случайность, неопределенность, многозначность более не трактуются как показатель неполноты знания, некачественности нашей информации о предмете исследования; напротив, отказ от стремления исключить их из картины мира означает терпимость (согласно принципу толерантности Карнапа - Хюбнера) к альтернативности, дополнительности, вариабельности теорий.
Такой подход позволяет уйти от противопоставления необходимости и случайности как двух несовместимых онтологических абсолютов. Особенно (если не наиболее) продуктивным способом рассмотрения детерминированности явления оказывается поэтому рассмотрение детерминированности его описания и интерпретации этого описания. Детерминированность при этом важна не как причинная обусловленность, но как открытость описания для верификационных метатеоретических процедур, подразумевающих интерпретацию в более широком метаописательном контексте. В самом деле, будучи описанными, сингулярные факты уже тем самым получают онтологический статус и не нуждаются в дальнейшей реификации, а следовательно, не могут и не должны быть сравнены в онтологическом плане с чем бы то ни было, кроме себя самих. Единственной необходимостью, достаточной для их онтологичности, является необходимость быть описанными. Обратное предположение приводит к неразличению языка как метаязыка определенного уровня и языка как коррелята некоторой внеязыковой сущности - в то время как разведение этих понятий сущностно значимо для философского описания языка. Любая ментальная сущность, которая может быть присуща знаку, не является автономным содержанием сознания в том отношении, что ее присутствие не является независимым от окружающих условий. Поэтому если даже нам известно, что такое обладание понятием, мы не сможем объяснить словесное выражение этого понятия, обращаясь к ментальной ассоциации между ними двумя. При объяснении того, что такое для слов обладать соответствующим значением, мы скорее вынуждены описывать их употребление, не считая заранее известными выражаемые ими понятия. Описание, устанавливая то, что составляет знание этих значений, само покажет, в чем заключается обладание этими понятиями68.
