— Артурос! Артурос! — пятилетняя Антонелла вбежала в храм, кинулась к Артуру, потянула за рукав. Что‑то лепетала, манила к выходу. Лукавые глазки её блестели, шарф развязался, длинный конец его волочился по каменному полу.
Артур нагнулся, поднял шарф, заново повязал его поверх воротника курточки с капюшоном, взял девочку за руку.
— Прости меня, Господи, — шепнул он Христу и, увлекаемый Антонеллой, вышел из храма.
Вид, открывшийся сразу по выходе, заставил его замереть. Заснеженные сосны впереди, уходящий волнами вниз зелёный океан сосен, и в их разрыве по–южному синяя, неоглядная даль моря… С белым пятнышком паруса.
Девочка теребила, куда‑то звала. Артур перевёл взгляд. Её маленькая сестрёнка играла возле часовни со смешным, лопоухим щенком. То гладила, то убегала, а он трусил за ней, то опять присаживалась возле него на корточки: Антонелла потащила Артура к щенку, чтобы чужестранец мог разделить её восторг.
Сюзанна, Ангелос и Коста, сидя под большим деревом за дощатым столом, пили кофе, сваренный Аргиро, о чём‑то разговаривали.
Наконец Сюзанна поднялась, прикрикнула на девочек, повела Артура к столу, где остывала и его чашка кофе. С плетёной корзиночкой, полной крупных жёлтых яблок, подошла Аргиро. Девочки тут же подбежали, схватили по яблоку.
— Are you a doctor?[109]— спросила Аргиро.
— Возможно, — ответил Артур. Поправился, — may be.[110]
Аргиро приложила одну руку к сердцу, другой поманила его из‑за стола. Артур залпом допил кофе и пошёл с ней куда‑то за храм к белому домику, досадуя на Сюзанну за то, что она без его разрешения навязывает пациентку, что и здесь, в этом прекрасном месте, снова придётся разбираться в каких‑то болезнях, лечить.
Аккуратные клумбы с остатками высохших и подмёрзших цветов окружали домик. У торцовой его стены за проволочным ограждением копошилось несколько кур. Войдя в домик, Аргиро оставила дверь открытой, пояснила:
— No light. No electricity. No water. Just nothing.[111]
Здесь было две комнаты — спальня и кухонька. Аргиро усадила Артура на стул в кухоньке возле гудящей печки. Сама же села на табурет под настенным календарём.
— I am all alone in the monastery. Do you understand?[112]
— I do. Where does it hurt?[113] — спросил Артур.
— No, no. I have another problem.[114] — Аргиро нерешительно взглянула на него и, подняв руку, сдёрнула с головы пышную шапку волос, которая оказалась париком, прикрывавшем совершенно лысый череп.
Лицо её сразу перестало казаться худым. Чёрные глаза вопрошающе смотрели на Артура. В них засверкали слезы.
