— Is there catharsis and apocalypsis in Russia?[29] — спросил он, с сочувствием глядя на Артура.
Тот нехотя кивнул. Эти слова «катарсис и апокалипсис» обязательно повторялись греческими телекомментаторами, когда в программе новостей показывали короткие репортажи из бывшего Советского Союза.
— Борщ! Водка! Девушка, иди сюда! — неожиданно выпалил Дмитрос. Ему было приятно вспомнить свою молодость.
Они допили виски. Когда Артур хотел отдать стодрахмовую монету за кофе, Дмитрос наотрез отказался от платы. Вставая, он с высоты своего роста похлопал Артура по плечу.
Хотя это было искренним проявлением чувств, Артуру стало неприятно. Здесь, на острове, он являлся, быть может, первым и единственным человеком из России…
В мокром булыжнике мостовых уже отсвечивали уличные фонари. Набережная круто заворачивала налево, повторяя очертания далеко врезавшегося в скалистый остров глубоководного залива. Справа у причалов и причальных стенок стояли суда, портальные краны. Слева тянулись банки, отели, бары, рестораны, кафетерии, туристские агентства, пункты проката: «Rent a car», «Rent a cycle»[30] — призывали выгоревшие надписи. Сейчас почти все это было закрыто до летнего сезона.
Дверь рядом с ярко освещённой витриной, где висела вывеска «Souvenirs», оказалась открыта. От нечего делать Артур вошёл в магазинчик. Из‑за столика с кассовым аппаратом поднялась девушка. Черноволосая, вся в чёрном. Высокая и тонкая, как стрела.
— Ясос, русос! — сказала она, разглядывая его яркими, блестящими глазами.
— Ясос.
Ощущая двойную неловкость от того, что и здесь уже знали, кто он такой, и от того, что не собирался, да и не мог ничего купить, Артур обошёл все прилавки с посудой, керамикой, с куклами в греческих национальных костюмах; осмотрел висящие на стенах пёстрые циновки, шерстяные коврики, картинки местных живописцев. Это были обычные низкосортные поделки.
— Сэр, — девушка поманила его к прилавку, примыкающему к кассе.
Здесь под стеклом на чёрном бархате были разложены украшения из золота и серебра.
Она склонилась над прилавком, постучала длинным наманикюренным ногтем по стеклу, приглашая его что‑то рассмотреть.
…Витой серебряный браслет с тремя маленькими дельфинчиками лежал чуть в стороне.
— How much?[31] — спросил Артур, чувствуя своим плечом сквозь куртку и свитер тепло плеча девушки.
Она покосилась в его сторону каштановым глазом, таким близким, шепнула:
— Only three thousand draxms.[32]
Для изящной, с большим вкусом сделанной вещицы цена была невысока. Артур заставил себя распрямиться, сказал:
