С половины седьмого до половины восьмого Беатрис гуляла с собаками. Помимо Мисти, у нее было еще две крупные собаки — невообразимые помеси добрых пород с немыслимыми дворнягами. Беатрис любила всех собак без исключения, но дома держала только псин размером с пони или теленка. Собаки рванулись на улицу тотчас, как только Беатрис открыла входную дверь. Дом возвышался над деревней Ле-Вариуф, и от самой двери открывался вид на море. В окружавшем дом пейзаже преобладали широкие луга, на которых там и сям виднелись купы деревьев. По лугам к морю, журча, стремились ручьи, по берегам которых стояли заброшенные, обветшавшие мельницы, когда-то приводившиеся в действие силой воды. Каменные стены ограждали участки лугов, на которых паслись коровы и лошади. В воздухе пахло солью и водой, водорослями и песком. Чем ближе к морю, тем свежее становился ветер и прозрачнее воздух. Вскоре Беатрис добралась до вырубленной в камнях тропинки и увидела воду. По обочинам тропинки виднелись редкие, изуродованные постоянным ветром деревья. Дорожку обрамлял дикий колючий кустарник — улекс вперемежку с ежевикой, на ветках которой темнели крупные спелые ягоды. Собаки, заслышав крики чаек и почуяв ноздрями ветер, с громким лаем понеслись вперед. Беатрис знала, что собакам знакома каждая пядь этой местности, и нисколько не тревожилась за них. Остановившись на возвышении, она повернулась лицом к воде и всей грудью вдохнула свежий морской воздух.
Несмотря на ранний час, солнце уже светило довольно высоко над восточным горизонтом, отбрасывая косые красноватые лучи на гребни волн. Сентябрьский день обещал быть ясным и напоминал о лете. Всю последнюю неделю стояла необычайно теплая для начала осени погода. На утесах красным ковром цвел вереск, на берегах бухт светло блестел песок. Бакланы и крачки не спеша взлетали с берега, отправляясь на утреннюю охоту.
Беатрис пошла по тропинке дальше. То и дело наклоняясь, она срывала ягоды ежевики и с наслаждением отправляла их в рот. Это был своего рода отвлекающий маневр. Эти минуты дня, эта прогулка высоко над морем, были самыми опасными моментами ее повседневного бытия. С заливом Пти-Бо, куда вела тропа, были связаны главные воспоминания ее жизни — все равно, плохие или хорошие. В плохих воспоминаниях просыпались прежние страхи, до сих пор не утратившие своей прежней силы. К хорошим воспоминаниям примешивалось чувство невозвратимой утраты, печаль о том, что моменты счастья скользнули по жизни, но не укоренились в ней. Беатрис давно запретила себе любые поползновения жалеть себя, но временами она все же не могла удержаться от горьких мыслей о том, что жизнь подарила ей не слишком много счастья. Она невольно принималась сравнивать себя с Мэй, которая жила легко и без проблем, если не считать надуманных болезней и мрачных прогнозов, касающихся судеб мира и вселенной. Мэй ни разу в жизни не пришлось пережить истинную трагедию. Самым болезненным событием стала смерть ее отца пять лет назад. Отцу было девяносто два года, он умер в превосходном лондонском доме престарелых от сердечного приступа, и Беатрис была убеждена в том, что закат его жизни прошел лучше, чем у большинства других людей, а конец его был легким и безболезненным. Мэй изо всех сил делала вид, что переживает ужасную драму, в то время как ее престарелая мать, оставшаяся одна в том же доме престарелых, приняла удар судьбы с куда большим достоинством.
