— Все в порядке, комната свободна и находится в вашем распоряжении, — он сел рядом с Франкой. Запах солода действовал на него расслабляюще. Алан понимал, что ему не следовало возвращаться в бар. Теперь ему будет трудно остановиться, и он знал, чем все это закончится: несчастный Алан Шэй будет ползать по полу, невнятно что-то бормоча.
При этом он заметил, что Франка начала понемногу успокаиваться. Перспектива получить на ночь комнату придала ей сил.
— Боже мой, — сказала она, — ну и денек мне выдался!
— Наверное, нагрузка оказалась для вас непомерной, — произнес Алан, — и ваше кровообращение выбилось из сил. Завтра вам, наверняка, будет намного лучше.
Глаза Франки снова тревожно забегали. Алан со злостью отметил, что она едва пригубила свой виски, в то время как его собственный стакан был уже пуст. Больше всего на свете ему сейчас хотелось допить и ее стакан.
— Завтра, — сказала женщина, — я должна быть в банке.
— С этим не будет никаких проблем. Из Ле-Вариуфа вы сможете уехать автобусом. Но, возможно, кто-нибудь поедет туда на машине и захватит вас с собой. Мать, наверняка, поедет завтра в Сент-Питер-Порт, да и я, может быть, тоже. Так что не тревожьтесь.
Повертев в руках стакан, она тяжело вздохнула.
«Чего, — подумал он, — она так панически боится? Она выглядит, как кролик под дулом пистолета».
— Я пробуду на Гернси до понедельника, — сказал Алан. В принципе, у него не было никакого желания рассказывать незнакомке о своей жизни, но он хотел поддержать беседу — в первую очередь, для того чтобы отвлечься от мыслей о втором стакане виски.
— Я живу в Лондоне, но родился и вырос я на острове. Семья моей матери живет здесь уже много поколений.
— Что вы делаете в Лондоне? — вежливо поинтересовалась Франка. — Я хочу сказать, кто вы по профессии?
— Я адвокат.
— У вас интересная профессия.
— Мне нравится. С тех пор, как себя помню, я мечтал стать юристом, — помолчал. — Лондон мне тоже нравится. Я бы не смог жить ни в одном другом городе. Вы бывали в Лондоне?
— Нет. В детстве я несколько раз путешествовала, но в Лондоне никогда не была.
— А теперь вы вообще не путешествуете?
Она отрицательно покачала головой.
— Последние десять лет я никуда не езжу.
— Почему?
Он заметил, что его вопрос погрузил Франку в глубокую задумчивость.
— Если мой вопрос кажется вам нескромным…
— Нет, нет, — она снова задумалась. — Я просто не знаю, как вам ответить. Это очень длинная история.
У Алана не было ни малейшего желания выслушивать ее исповедь, тем более, что он подозревал, что исповедь эта окажется невероятно скучной. Но домой ему не хотелось. Он понимал, что крепко набрался, а причитания матери были сейчас для него невыносимы. Не хотел он и спать. Стоит ему лечь, как он начнет думать о Майе, потом о себе, а закончится это, как всегда, мучительным самоанализом.
