Чип не был профессиональным шахматистом. Всю жизнь до выхода на пенсию он проработал электросварщиком: спецовка, защитный щиток от снопа разлетающихся искр, все как полагается. Знавшие его в таком качестве утверждали, что он был сварщиком высокой квалификации.
Он вставал в пять, если вообще ложился, чтобы поспеть к заводской проходной, и можно было только удивляться, как он выдерживает такой ритм жизни: все вечера, а очень часто и ночи были отданы игре.
Игра! Это было то, чем он жил. Он играл всюду: в Чигоринском клубе, в клубах различных Дворцов и Домов Культуры, летом — на Кировских островах, в парках, в Саду отдыха. Вокруг его партий всегда толпились болельщики и почитатели; он любил играть на публике, любил, пока соперник задумывался над ходом, перекинуться с кем-нибудь словцом или, не торопясь, размять очередную папиросу, не обращая внимания на повисший грозно флажок.
Орудие работы — деревянные шахматные часы — он нередко носил с собой в сумке. В пулеметном перестуке часов последний выстрел всегда оставался за ним. Случалось, что часы не выдерживали такой сумасшедшей пальбы, и кнопка вылетала из тела механизма. Бывало — от неосторожного движения часы сдвигались с места, как ворота в хоккее, фигуры и пешки падали на доску, и вместо атакующей позиции на доске оказывалась груда хаотично валяющихся деревяшек.
Хорошо вижу его в то время: невысокого роста, с короткими мускулистыми руками, маленькие глазки, веселый с хитрецой взгляд, черные, всклокоченные, слегка вьющиеся, с ранней сединой волосы, ямочка на небритом подбородке. Вид почти всегда усталый, помятый. Стираная рубашка, темный, видавший виды пиджачок. Его мало кто принимал всерьез: в самой фамилии его было что-то чепуховское, легкомысленное, несерьезное, как и шахматы, в которые он играл.
Он мог плутовать во время игры, но делал это весело и беззлобно. Один из его приемов: в мертво-ничейным эндшпиле с разноцветными слонами неожиданно «перейти» в одноцвет.
«Здесь ни в коем случае нельзя спешить, — объяснял Чип свою стратегию, — „поменяв“ цвет слона, надо сделать им десяток-другой бессмысленных ходов, для того чтобы соперник не заметил столь резкой перемены обстановки на доске. И только „приучив“ партнера к новому положению дел, надо перейти к решительным действиям». Если ошарашенный соперник, потеряв все пешки, сдавался в недоумении и, восстанавливая ход событий, говорил: «Погоди, погоди, но ведь сначала…», — Чип, поупиравшись для вида, весело соглашался и расставлял фигуры для новой партии.
